важные новости о моей работе. Но тогда почему она не написала сразу, что и как, зачем тянет, мучает меня неизвестностью? Да нет, ей просто хочется, чтобы я услышал все это "живьем", из ее уст. И потом, "важные" вовсе не обязательно "скверные", скорее наоборот.
Раздумывая так, я спешно переодевался. Что там поделывает Джафар? Я выглянул в окно. Курит. Странный он малый — молчит, молчит, слова из него клещами не вытянешь. Снует, как тень, по дому, лицо — каменная маска, ничего на нем не прочтешь. Молчаливый соглядатай, исполнительный, вышколенный робот. Да, не приведи господь нажить себе такого врага — ни перед чем не остановится!
Что-то не улыбается мне ехать с ним рядом, сяду-ка сзади. Впрочем, и его тоже, судя по его виду, мое общество не вдохновляет... А затылок у него противный — плоский, приплюснутый какой-то. Затылок и шея — почти прямая линия. В переднем зеркальце вижу его глаза, я всегда их вижу... Удивительно, как он и Рут общаются друг с другом: обходятся почти без слов, словно объясняются на каком-то неведомом языке, понятном им одним. Такое впечатление, что между ними все давным-давно обговорено и идет своим ходом как по маслу. Предан он ей безгранично и, по-моему, многое о ней знает, но держит это в секрете даже от самого себя.
В считанные мгновения мы домчались до отеля "Шератон". Джафар вышел из машины и отправился разыскивать Рут. Я посмотрел ему вслед: движется мягко, легко, но в каждом движении угадывается пружинистая скрытая сила — рысь! А вот и Рут, сбегает по ступенькам.
— Какой кошмар, эти телефоны! Сегодня, пока тебе звонила, думала, с ума сойду! Так... Я сажусь за руль, ты перебираешься ко мне, Джафар сядет сзади. Куда едем? — на одном дыхании выпаливает она, вся во власти какого-то радостного возбуждения. — Куда-нибудь на берег Нила, хорошо? — и с места включает третью скорость. И чего гонит, мы ведь никуда не опаздываем. Вообще, что с ней сегодня? Горящие щеки, шальной блеск в глазах... Слава богу, остановились. Она выскакивает из машины и тянет меня за руку к невысокому парапету из белого кирпича. Желание поскорей выложить мне "важные новости" прямо-таки распирает ее.
— Можешь себя поздравить! — В голосе ее торжество. — С завтрашнего дня ты снова работаешь в компании "Фивы".
— Как, уже?! Невероятно! Воистину неисповедимы пути твои...
В ответ она звонко хохочет. Женщины, работающие в поле, оборачиваются в нашу сторону — невозможно не обернуться на этот заливистый, заразительный, безудержно счастливый смех. И вся моя прежняя жизнь, все, что там, за спиной, вдруг проваливается куда-то в тартарары, и остается только она, та, что сидит передо мной на белом каменном парапете и, закинув голову, хохочет, хохочет...
XI
Время больше не тянулось. Оно уподобилось магнитофонной пленке, из которой не в меру ретивый контролер старательно вырезал все паузы и длинноты. Жизнь летела теперь, как разогнавшийся локомотив, внезапно потерявший своего машиниста: проносятся мимо деревья, фонарные столбы, дома, мосты, улицы, и ты понимаешь, что конец неотвратим, что он близок, и тебе некогда думать о том, что будет завтра и было вчера, у тебя есть только сегодня, сейчас... Все как в кошмарном сне, как с обреченным больным, который с утра принимает свою ежедневную порцию наркотика, чтобы заглушить боль, загнать ее вовнутрь. Он знает, что конец приближается, но старается об этом не думать — так легче. Вот и мне легче жить без прошлого и без будущего: ничто не гнетет, никому ничего не должен. Свобода! Бесподобное, захватывающее состояние, знакомое пассажиру туристического лайнера: из каждого мгновения извлекать максимум удовольствия, выполнять любые собственные прихоти и ни в чем себе не отказывать. Захотел читать — читай! Танцевать — танцуй, любить — сколько угодно! Главное, ни о чем не думать и жить только настоящим, только сегодняшним днем.
...В Управление компании "Фивы" я отправился на следующий же день. ...На небе облачко, похожее на белого кролика, на тротуаре все тот же мальчишка-чистильщик. И та же смуглая девушка в окне дома на перекрестке поливает цветы, и так же пахнет свежим хлебом из раскрытых дверей пекарни. Но эти привычные картинки почему-то не радуют глаз. Что-то сломалось, непоправимо нарушилось, в душе. Поезд ушел, а будет ли следующий, не известно. И победа, которой я так радовался еще накануне, представляется мне теперь ненужной и пустой.
Шеф встретил меня как родного брата, вернувшегося с полей войны. "Дорогой друг... все, что вам нужно... вы только скажите... я сам, лично"... — тьфу! К счастью, зазвонил телефон, и я, воспользовавшись этим, выскользнул из его объятий и поднялся к себе в отдел. Любопытные взгляды и неумеренные восторги одних, перешептывание, удивление и откровенный испуг других... Нескончаемый поток желающих поздравить лично. "У гроба покойного собрались родные и близкие"... И конечно, слухи! О, эти слухи! Оказывается, руководство нарочно подослало меня к бастующим, чтобы выявить зачинщиков. А что уволили меня, так это для маскировки. Кончилась забастовка — вот и вернули. Других-то, кого по-настоящему уволили, не вернули!
Но это еще цветочки. Дальше оказалось, что я негласный агент отдела общественной безопасности, который сам и распространял подобные слухи. Мол, что, брат, торжествуешь? Думал, твоя взяла? А мы тебе нервишки потреплем, а мы тебя — грязью, грязью, да так, что люди от тебя шарахаться станут..." Ничего, уйдешь! Как миленький уйдешь, сам убежишь, не выдержишь.
С тяжелым сердцем возвращался я в тот день домой. Все, ну буквально все, за что я ни возьмусь, рушится. Победа оборачивается поражением, удача — провалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50