Офицер вошел в ход с несколькими солдатами; там они увидели неподвижно лежащего Олимпио Агуадо. Его вынули из воды и положили на сухое, освещенное солнцем место. Потом искали и наконец нашли в нескольких шагах от него безжизненного маркиза.Быть может, в обоих смельчаках еще теплилась жизнь.Между тем как вновь прибывшие солдаты засыпали ход, Олимпио и Клоду стали оказывать первую помощь. Все средства долго не имели никакого успеха, и уже начали опасаться, что помощь пришла слишком поздно.Прибывший Канробер велел перенести пострадавших в свою палатку и призвать докторов; Хуана также перенесли в палатку.Наконец, после нескольких часов, Олимпио начал приходить в себя — он открыл глаза, но взгляд его был неподвижен. Однако же доктора стали надеяться. Маркиз хотя и позже, зато быстрее пришел в себя.Стоящий поодаль Канробер с благодарностью воздел руки к небу. XVIII. КАМЫШИНСКАЯ КРАСАВИЦА В одну из следующих ночей над французским лагерем, тянувшимся вдоль Камышовой бухты, носились тяжелые, черные тучи, закрывавшие небо и не пропускавшие ни звездных, ни лунных лучей.Вокруг царствовала глубокая темнота и тишина, которую нарушали только мерные шаги часовых и отдаленный грохот пушек, не перестававших обстреливать Севастополь.Ближайшие к лагерю сады и дороги безмолвствовали в темноте; нельзя было даже разглядеть ближайшего местечка Камыш, в котором, по распоряжению союзников, не было огня. Жители Камыша, большей частью русские, так же бегло говорили по-английски, как по-русски и по-турецки.Около полуночи из палатки, стоявшей у самого сада, вышел мужчина. Он был закутан в шинель; прислушиваясь, он остановился на минуту, потом тихо прокрался под деревья.Убедившись, что ни один часовой его не заметил и что вблизи никого не было, этот человек поспешно прошел через запущенный сад. Он, казалось, хорошо знал дорогу, потому что хотя густо растущие деревья и мешали ему идти, он легко отыскивал тропинки, ведущие к местечку Камыш.Вскоре он достиг низенького забора, грубо сколоченного из досок, проворно перескочил через него и пошел по узенькой дорожке.— Первая хижина на левой стороне, говорил мне Джон, — сказал ночной путешественник, быстро шагавший вперед, — через полчаса я дойду до нее.На узкой, усаженной деревьями пустынной дороге была мертвая тишина. По сторонам ее было тихо, и только издали доносился однообразный плеск моря у берегов Камыша. В бухте стоял многочисленный французский флот, но на нем не горело сигнальных огней. Все кругом было погружено во мрак.Вдруг он увидел по левой стороне дороги низенький бревенчатый домик, который скорее заслуживал названия хижины. Он был окружен черным крашеным забором. В этом заборе была едва притворенная калитка.Французский офицер подошел к калитке и отворил ее, потом вступил на узенькую тропинку, ведущую к хижине, которая, казалось, была также выкрашена черной краской.Дверь состояла из двух половинок, но поставленных поперек, так что можно было отворять только верхнюю половину. С обеих сторон этой двери было по низенькому окну, которые изнутри закрывались ставнями. По этим окнам, так же как и по передней стене дома, вился виноград, так что хижина днем производила, конечно, приятное впечатление.Подойдя ближе, закутанный в шинель офицер бросил испытующий взгляд на хижину и пошел к двери. Дождевые капли с шумом падали на виноградные листья; внутри хижины и снаружи ее не было ничего слышно.Он стукнул три раза в дверь и стал прислушиваться. Ничто не шевелилось ни у окон, ни у двери. Он постучал сильнее.Послышалось глухое рычание и лай, по которому он заключил, что собака принадлежала к породе тех больших, похожих на волков, собак, которые нравятся русским.Он еще раз громко постучал. Скрипнули половицы, послышались шаги.— Кто стучится по ночам? — спросил по-русски женский голос.— Отвори, Марфа Марковна, — сказал повелительным тоном офицер.Русская замолчала; наступила пауза, в продолжение которой слышалось только ворчание и рычание собаки.— Я вижу, вы знаете мое имя, но кто же вы однако? В такое время не всякому можно отворить, — раздалось наконец из хижины.— Я имею сообщить тебе нечто важное, но мне некогда ждать, отвори скорее! Мой слуга, Джон, предупредил тебя о моем посещении.— Прочь, Брудша, — закричала хозяйка на свою собаку и отодвинула задвижку у верхней двери.В to же время показался свет, а когда отворилась верхняя половина двери, перед офицером предстала роскошная женщина, которая в одной руке держала лампу, а другой придерживала накинутое платье, скрывавшее ее прелестный стан.Черные волосы Марфы Марковны спускались толстыми косами на плечи; ее лицо представляло чисто русский тип, его можно было назвать прекрасным. Ей было не более двадцати шести лет; она была чрезвычайно сильного и красивого сложения и имела приятные черты лица. Ее маленькие, продолговатые глаза сверкали лукаво и обольстительно; пурпуровые полные губы улыбались; белые плечи и шея были безукоризненно нежны. Это была женщина, которая своими прелестями могла увлечь чувственного человека.Марфа Марковна держала лампу и смотрела на бледное лицо Эндемо.Большая, косматая, скалившая зубы собака рычала и нюхала воздух.— Что вам угодно от Марфы Марковны, знатный господин? — спросила хозяйка на неправильном английском языке.— Что я хочу тебе сказать, то касается отечества твоих предков и народа, которому ты принадлежишь. Здесь у двери я не могу тебе этого передать. Впусти меня к себе, но сперва выгони эту дикую бестию, которая скалит на меня зубы.— Поди сюда, Брудша, — сказала русская и поманила собаку в спальню, из которой она сама только что вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172