Бьет без дураков.
Женщина остановилась. Мотнула головой, отбросив на спину волосы, свитые в тугие шнурки. Мыском острого сапожка повернула лицо мужчины к свету.
— Киконин, встать!
Мужчина свалил свою голову с острия сапожка.
— Не могу, — булькнув горлом, выдавил он. — Ты мне ребро, курва, сломала.
Женщина выдохнула.
Короткий удар сапожка гулко вошел в ребра мужчины.
Он взвыл, сжался в комок, забился лицом о колени.
Когда стихли хрипы и стоны мужчины, женщина поинтересовалась:
— Это ребро или другое?
— А-а-а! — на одной ноте затянул мужчина, пытаясь отползти подальше от ее сапог.
Сапожки процокали влево, женщина скрылась из глаз Валентина. Вернулась, неся в руке короткую дубинку.
Мужчина, заслышав приближающиеся шаги, перевернулся на живот, подтянул ноги, попробовал встать на колени. Женщина остановила его, поставив ногу ему на шею.
— Я передумала, Кика. Вставать не надо. — Она гибко наклонилась, ткнула в лицо мужчины дубинку. — Хочешь, я тебя трахну этой штукой, мальчик? — елейным голосом спросила она. — По глазам вижу, хочешь.
Валентин откатился назад. Мужчина захлопнул «кормушку». Оттуда все же успел вырваться протяжный вой.
— Дальше неинтересно, — тем же неживым голосом произнес мужчина.
Он выволок кресло с Валентином в коридор. Закрыл дверь. Резиновые прокладки в пазах сразу же надулись — заработал компрессор.
— Дальше ничего интересного, — повторил мужчина. — Она его вырубит. Потом мазок «апизатрона» по анусу. Полнота ощущений гарантируется. Ничего не было, а впечатлений на всю жизнь. Хочешь спросить, почему девка его прессует? — Мужчина перехватил вопросительный взгляд Смертина. — Психологический портрет соответствует. Эпилептоидно-паранояльный комплекс, как у всех боевиков. Круты и постоянно отслеживают пространство вокруг себя в поисках врага. Если его нет, выдумывают. Но подсознательно боятся женщин. Подозрительность же сказывается на потенции. Да и по развитию они на уровне пятнадцатилетних. Мамки еще бояться, но уже характер показывают. Если женщина такого сломит, он всю жизнь ее на руках носить будет и сапожки ее лизать. — Он кивнул на дверь. — Через десять минут это как раз и произойдет.
Валентин пошевелил кистями в кожаных тисках. Мужчина холодно усмехнулся.
— Это же Кика из команды Модного, не узнал? Или тебе его жалко вдруг стало?
— Кто ты? — спросил Валентин.
— Не важно.
Мужчина развернул кресло и толкнул его к следующей двери.
— Здесь у нас исповедальня. После химического допроса перепроверяем данные обычным способом. Но уже точно знаем, врет клиент или нет. Он врет — мы не верим, но выхватываем то, что он не успел выболтать на химдопросе. А Кика после Наташки как запоет! Любо-дорого будет послушать.
Он открыл дверь, первым прошел в тамбур. Заглянул в «кормушку». Лишь потом вкатил Смертина.
— Это тебе многое прояснит.
Он сунул голову Валентина в амбразуру «кормушки».
Внутри камера выглядела совершенно обычным кабинетом для допросов, как в Бутырке. Канцелярский стол и привинченный к полу перед ним табурет. К табурету прикован наручниками человек. Лампа светила ему точно в лицо.
Смертин узнал его без труда. Сталкивался в агентстве Глеба.
Сейчас шеф службы безопасности активно и с чувством топил своего хозяина и кормильца. Следователю даже не требовалось подгонять вопросами. Правый рукав рубашки у шефа безопасности был закатан до локтя.
«Глешка им нужен, а не я. Значит, до очной ставки запрут в камере. Уже неплохо. Что-нибудь придумаем…»
Додумать мысль до конца он не успел, его резко потянуло назад и выбросило в коридор. Хлопнули закрывшиеся двери.
Замелькали другие, однообразно безликие.
— Все то же самое. Исповедальни и процедурные, — прокомментировал мужчина.
Он подогнал кресло к предпоследней двери.
— А вот здесь у нас начинается дорога на небеса.
Мужчина распахнул одну дверь, затем другую и вкатил Валю Смертина в скупо освещенную камеру.
Пахло здесь несносно. Тухлятиной и свежей кровью.
Кровью была обильно полита куча опилок в центре камеры. Луч света с потолка словно специально освещал только ее.
Валентин обратил внимание, что в камере холоднее даже чем в коридоре, продуваемом сквозняком.
Мужчина загнал кресло в дальний, самый темный угол. Сам прошелся по камере, обходя сально блестящие пятна крови.
— Здесь редко кто молчит, — заговорил он на ходу. — Случается, даже «химия» дока не действует. А тут пробивает.
Валентин заставил себя вспомнить, что в Чечне к таким интерьерам — выстуженные руины и кровь — притерпелся довольно быстро. Стало немного легче. Но нездоровая аура, сконцентрированная в камере, продолжала отравлять и подтачивать волю.
— Декорации способствуют, наверно, — через силу бодрясь, произнес Смертин. — Много ума не надо, кабанчика подрезать да кровью все обрызгать. А клиента впечатляет.
Мужчина остановился. Черный комбинезон с накладными карманами подчеркивал волчью поджарость фигуры.
— Кабанчика? Неплохая мысль.
Он скользнул вбок и исчез в густой тени.
Раздался лязг открывшейся двери. Скрипнув колесами, в камеру въехало кресло.
Мужчина подогнал его к куче опилок. Луч света упал на голову человека в кресле.
По всем описаниям, это был Басурман, правая рука Модного.
Басурман исподлобья уставился на кучу опилок.
Открылась дверь, через которую ввезли Смертина.
Еще один мужчина в черном комбезе вкатил своего клиента.
Увидев его, Смертин едва сдержался.
В кресле восседал Туркан, законный вор, посаженный сходкой курировать центр Москвы. Несмотря на туберкулезную худобу, спину Туркан держал прямо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164