Но лицо ее оставалось направленным прочь от камеры, она оглядывалась на проделанный ею путь, и волосы спали ей на щеку и подбородок так, что спецагент не мог пока разглядеть ее лица... Не мог быть уверен в том, что более чем наполовину подозревал. С другой стороны, Сит-Баннермен выглядел вполне уверенным. И даже самоуверенным. Направляя двумя руками свой чудовищный, восставший член, он дождался, пока женщина не оказалась точно на нужном месте, а затем забрался на постель.
И, Господи, она была готова принять его! Она толкнула зад, насаживая себя! И лицо ее свесилось с противоположной стороны постели, а груди подпрыгнули, когда он вонзал себя в цель, вновь, вновь и вновь.
А постель продолжала вращаться...
* * *
Сит-ггуддн смотрел через тот же экран на Тарнболла, как тот сидел в углу с отвисшей квадратной челюстью.
Его голубые глаза больше не заволакивались туманом под полуопущенными веками, а вылезали из орбит, и тело сделалось напряженным, но (предполагал Сит) бессильно оцепеневшим. И Сит точно знал, что именно видел Тарнболл, так как та же сцена проигрывалась на одном из экранов компьютера в центре управления.
В самом-то деле Сит оказался в весьма затруднительном положении, решая, на каком же предмете ему лучше всего сосредоточиться: на настоящем человеке или же на целиком вымышленном, созданном компьютером событии, являвшимся частью кошмара этого человека — и все же только половиной его настоящей сущности.
Потому что другой половиной, наверняка, являлось бессилие самого Тарнболла, вызванное его губительным пристрастием!
И вот он сидит, застыв на своем стуле — с отхлынувшей от лица кровью и все еще прилипшей к подбородку не то слюной, не то пеной от последней выпитой им кружки пива — и теперь кожа в уголке рта у него подергивалась в тике. Неандерталец, спецагент Джек Тарнболл, бессильный сдержать в узде свою склонность к пьянству и теперь сделавшийся еще более бессильным в силу таких излишеств. А черная постель по-прежнему вращалась, но уже повернулась под таким градусом, где Тарнболлу, наконец, будет позволено увидеть лицо женщины. Лицо Миранды Марш!
Но такое лицо. Лицо, полное неописуемой похоти, когда ее груди так и подпрыгивали, а рука тянулась назад и вверх у нее между ног, чтобы схватить и потянуть за бешено бьющиеся яйца Баннермена. Истекающий слюной, ахающий рот, дергающийся в гримасе боли, страсти и невыносимого наслаждения. Ноздри раздуты, бешено втягивая воздух, чтобы придать сил ее экзерциям, когда она подавалась назад почти с такой же силой, как эта штука подавалась вперед!
А потом ее взгляд встретился со взглядом зрителя — а конкретно, со взглядом Джека Тарнболла — и ее покрытые слюной губы изогнулись в ах-какой-понимающей улыбке! И беззвучный, но оглушительный хохот Сита-Баннермена, когда тот сжал ей ягодицы на своем здоровенном колу пениса и продолжал вонзать его в цель, глядя в то же время прямо в глаза спецагенту!
Внимание Сита сосредоточилось теперь на сексуальном акте. Синтезатор превзошел самого себя. Сит лишь не мог понять, почему же ему дозволили так долго наблюдать. Потому что это, должно быть, самая жестокая из всех мук, грань, где Тарнболл, наверняка, должен опуститься, впав в животное бешенство. Но нет, нет — это будет следующим действием, когда рослого спецагента уволокут отсюда, бросят в камеру и оставят там гнить; и рассудок его тоже будет гнить, с ужасом осознавая, чему он только что стал свидетелем.
И вот оно началось: рослый чернокожий капрал военной полиции и двое младших капралов появились из-за изогнутой дугой перегородки, поднялись по ступенькам и направлялись к пьяному и плачущему навзрыд Тарнболлу. И все трое чертовски рассерженные, когда столкнулись с ним.
— Твою мать! — заорал капрал. — Я связался с караулкой Олимпийского стадиона, а там сверились с разведкорпусом, и у них нет никакого полковника Джека Тарнболла! И ты должен мне двадцать марок и целый ворох побоев! Держи его, ребята!
После этого наступил сплошной хаос...
Глава тридцать шестая
Спенсер Джилл сидел, погрузившись на четыре-пять дюймов в мерзкое, воняющее рыбой масло, растекшееся по узкому, похожему на канаву желобу, образующему края грузовой платформы поезда. Похоже, он принимал ванну в этой отвратной жидкости. И Анжела Денхольм тоже давала этому маслу струиться у себя меж пальцев, капать на воротник изорванной, покрытой пятнами ржавчины куртки, и втирала его в нижнюю часть бедер и ног там, где ее бывшие брюки изодрались, превратившись в немногим более, чем шорты.
Глядя на них, Фред Стэннерсли покачал головой:
— За каким чертом?
Джилл невесело усмехнулся и посоветовал ему:
— Тебе желательно сделать то же самое. Эти ржавчерви — металлоеды.
— Но мы же не металлические, — сдержанно возразила Миранда Марш. Ее интересовало только одно: выбраться из этого мира и найти Джека Тарнболла.
— Да, — согласилась Анжела, — но ржавчерви-то этого не знают. Когда Спенсер сказал металл, то на самом деле имел в виду машины. Они калечат машины, превращают их в груду мертвого металла, а потом едят. Понимаете, машины ведь двигаются. Поэтому, раз ты тоже двигаешься, то тебя вполне могут по ошибке принять за машину.
— А масло?
— Оно вроде акульего репеллента, — снова вступил в разговор Джилл. — Но не спрашивайте меня, почему. — Он пожал плечами. — Возможно, черви видят в нем указание на хорошо смазанную, «живую» машину — нечто несъедобное, еще не совсем созревшее для ржавчины — не могу сказать наверняка. Но Дэвид Андерсон, который был предшественником Миранды и Джорджа в министерском кресле, когда нас впервые забрали, побывал здесь с нами, и ржавчервь его схватил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161