Покажи, чего ты стоишь. Покажите, чего вы все стоите... — И звучавший в мозгу у Джилла голос, который не был голосом, затих.
— Спенсер! — скрипучий голос Тарнболла и рука на плече у Джилла вернули его на землю. — Спенсер, тут кое-что происходит!
— Знаю, — отозвался Джилл. А затем увидел, куда показывал спецагент: прямо вверх на небо, где изменялись созвездия.
Изменялись, текли, образовывали узоры — картины куда более отчетливые, чем когда-либо представляли себе древние греки, видя в ночном небе мифических существ зодиака. Звезды стекались, становились сценами на фоне задника столь же широкого, как сам космос. Но что за сцены!
По небу тянулись бестелесные, изъеденные раком мозги с тянущимися за ними корчащимися спинными хребтами. Маршировали строем «хирурги» в белых халатах и хирургических масках, держащие в руках молотки-гвоздодеры и прожигающие Миранду взглядами горящих глаз. Усыпали небо кусками своих тел голые, мертвые и разлагающиеся Роды Денхольмы, куда более похотливые и отталкивающие в смерти, чем раньше, при жизни... все они делали знаки Анжеле и непристойно толкали вперед костлявые бедра. Стояла на коленях страдающая от боли жена Кину Суна, Лотос, обхватив руками свой огромный, готовый вот-вот лопнуть живот, из которого высыпала орда уродливых лилипутов сплошь с лицами Суна, ползавших по ней, словно улитки, и кусавших ее кровоточащие груди. И все это время она обвиняющее показывала на Суна, кляня его кривящимися от боли губами.
Каждый из них увидел самый страшный свой кошмар, написанный в небе, даже Джек Тарнболл и Спенсер Джилл, стоявшие около громадного кристалла.
Для Джилла небо заполняли машины в духе Хита Робинсона, более страшные для него, чем целая армия монстров Франкенштейна или свихнувшихся роботов из дешевых научно-фантастических романов. Потому что эти машины его воображение просто не могло постичь; они находились за пределами его машинной эмпатии и понимания, даже гипотетического. Но он знал, что их настоящая цель этим не ограничивалась, они находились тут с целью отвлечь, сманить его рассудок прочь от истины, от его наиважнейшего контакта с кристаллом.
А для Тарнболла повторялось то представление, которое он увидел в «Альт Дойчехаузе» в Берлине тысяча девятьсот семидесятого года. И несмотря на его огромную силу воли и физическую силу, это оказалось почти невыносимым. Его руки стиснули пистолет-пулемет...
И небо прострочила короткая, яростная очередь, вдребезги разбив пулями иллюзию, и приведя всех в чувство; по крайней мере, на какой-то миг.
— На нашей стороне? — процедил сквозь стиснутые зубы спецагент. — Синтезатор? Вот бы никогда не подумал! — Он проверил магазин, выругался и отшвырнул застучавшее по камням разряженное оружие. — И это оставило меня без патронов.
— Одно последнее испытание, — повторил слова компьютера Джилл. — Именно так он мне и сказал: мы должны показать, чего стоим.
Тарнболл, похоже, преисполнился надеждой:
— Одно последнее испытание? И какое именно?
— Нет, оно еще лишь предстоит, — покачал головой Джилл. — Я чувствую, как оно надвигается.
Именно в этот момент Джордж Уэйт и крикнул с гребня отрога:
— Внизу какое-то движение. Что-то многочисленное поднимается по склону!
— Лучше спустись обратно, — позвал его Джилл. И бросил остальным:
— Подойдите теперь все ко мне и принесите сюда Фреда Стэннерсли. Положите его вон туда, прислонив к тому камню. — А затем повернулся к спецагенту. — Чем бы там это ни оказалось, мы вполне можем встретить его все вместе. И Фред Стэннерсли тоже, там, где мы сможем постоянно наблюдать за ним.
Миранда подошла к кристаллу первой, бросившись в, объятия Тарнболла со словами:
— Ах, Джек!
Тот утихомирил ее и утешил:
— Это еще не все. Нам еще не конец.
Анжела посмотрела на Джилла, увидела, каким сделалось его лицо, и поняла, что все именно так и обстоит.
— Что делать? — спросила она.
— Ждем, — коротко ответил Джилл. И поскольку ничего не мог тут поделать, то экстрасенс направил жало на кристалл там, где тот высился, словно сияющий чернотой дом, и произнес или подумал: «Итак, вот мы все и здесь. И чего ты теперь ждешь? Проклятая, злобная... машина!»
Нехорошая мысль, но и не такая уж и плохая. Вызов — это последняя линия обороны непобежденного, неослабевшего, не павшего духом.
И кристалл ожил, сделался смазанным в беззвучном движении! Словно непоющая юла какого-то ребенка-великана, он закружился, его грани — его двери — сделались неотчетливыми. Затем четкость вернулась, как у колеса рулетки или фургона, когда вращение замедлилось. Это вращение не потревожило ни единого камешка среди окружающей кучи щебня. А когда оно замедлилось...
Шестеро стоявших, пошатываясь, оборванных людей увидели, что на дверях появились фамилии и всего один-единственный номер.
Слева направо, противосолонь, эти фамилии гласили: ДЖИЛЛ, ДЕНХОЛЬМ, ТАРНБОЛЛ, МАРШ, СУН И УЭЙТ. А единственный номер — тринадцать.
Дом Дверей перестал кружиться и остановился.
— Наши фамилии, — констатировала очевидное Миранда.
— Всех, кроме Фреда, — кивнул Тарнболл. — А номер?
— Сита, — сразу же определила Анжела. — SITH; 3, 1, 4 и 5. Если сложить эти цифры, то получится тринадцать.
— Но разве мы не складываем один и три, получив четыре? — не поняла Миранда.
— Только не на мой взгляд, — отвергла такой дилетантский подход Анжела. — Только не в этот раз. Спасибо, нам отлично сгодится и тринадцать. К несчастью для некоторых... надеюсь, — для Сита!
Барни снова метался и тявкал. А из темноты послышались медленные шаги, жутковатый шорох скользящих тел и стук потревоженных камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161