Выдох.
Демоны.
Ничего себе!
– Это была шутка, – слабым голосом произнесла она.
Дилан промолчал. О господи, он-то говорил совершенно серьезно!
Хотя Реджина была католичкой, все ее знания о демонах ограничивались Хэллоуином и несколькими эпизодами из сериала про Баффи-истребительницу вампиров.
Она судорожно сглотнула.
– Мы сейчас говорим о рогах и вилах? Или об «Экзорцисте»?
Лицо Дилана напряглось.
– Нет, не от вампиров, – сказал он. – От демонов.
– Это далеко не кино.
– Нет, это моя жизнь.
Ее унылая и самая обычная жизнь. И она хотела бы к ней вернуться!
– Чушь собачья! – сказала она. – Я знаю того, кто на меня напал. Это был мужчина. Человек. Иерихон Джонс.
– Он был одержим, в него вселились, – ответил Дилан. – В отличие от других элементалей, дети огня не материальны. Чтобы действовать на материальном плане, они должны использовать чужое тело.
Она изо всех сил пыталась уловить смысл его слов, расслышать его сквозь стоявший в ушах шум, сквозь гулкие удары сердца.
– Одержим он или нет, но Иерихон сейчас в тюрьме.
Демон…
Ей было трудно даже произнести это слово. Она – не Баффи. Она не имеет к демонам никакого отношения. Она просто двадцатидевятилетняя повариха ресторана с восьмилетним сыном. Она заставила себя продолжить:
– Демон заперт вместе с ним. Поэтому я в безопасности.
– Нет. Твой крестик изгнал демона из тела Джонса. Он будет искать новое тело, чтобы вернуться. Чтобы прийти за тобой.
– Но зачем?
Это был почти крик. Она закашлялась. Дилан подождал, пока она сделает глоток воды. Когда она поставила стакан, он мягко сказал:
– Не думаю, чтобы демон искал твоей смерти.
– Конечно! Он придушил меня и забросил в эту темную дыру просто так, чтобы позабавиться!
Губы его сжались.
– Я хотел сказать, что твоя смерть не является его целью.
– Тогда что ему нужно? У меня нет ничего такого…
– Ребенок. – Их взгляды встретились. – Твой и мой.
О господи!
У нее перехватило дыхание. В глазах потемнело. На мгновение она снова почувствовала себя в ледяном мраке пещеры.
Дилан смотрел на нее, и его красивое лицо напоминало каменное изваяние, скрывавшее мысли и чувства. Ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней или сделал еще что-нибудь. Взял ее за руку, например.
Она с трудом вдохнула. О'кей. Из всех ужасных историй про беременность, которые она когда-либо слышала или могла себе вообразить, история «демоны охотятся за твоим еще не родившимся ребенком » была самой страшной. Но это по крайней мере объясняло, почему на нее напали. Хоть как-то объясняло. Как объясняло и то, почему Дилан постоянно крутился около нее.
До сегодняшней ночи.
Она облизнула губы.
– Я еще не знаю, беременна ли. Я имею в виду, не знаю наверняка.
– А когда ты будешь знать?
– Завтра. У меня назначена встреча с врачом.
– Думаю, ты беременна. Ты пахнешь как-то… по-другому.
По-другому хорошо или по-другому нехорошо ?
Она отбросила эту мысль.
– А ты до этого нюхал много беременных женщин?
– Нет, ты первая. – Его темные глаза сверкнули. – У морского народа дети рождаются нечасто.
– Значит, этот ребенок вам важен? Если он селки, разумеется.
– Селки и притом женщина.
– Ты хочешь девочку?
Дыхание Дилана стало глубоким и размеренным, как и у нее.
– Существует предсказание о появлении необычного ребенка, – сказал он. – О дочери в семье Атаргатис, которая изменит баланс сил между Небесами и Преисподней. Атаргатис была моей матерью. Если тебе суждено родить дочь, твою и мою, это будет ребенок по линии Атаргатис. Какой-то момент она обдумывала услышанное.
– Значит… мы на стороне Небес?
От этой мысли она почувствовала себя лучше. Немного лучше.
Дилан отвел взгляд.
– Не совсем так.
К ее горлу подступил комок.
– Как это «не совсем»? Тогда где же здесь наше место?
– Когда Бог создавал человека, элементали обсуждали его решение. Дети воздуха поддерживали его в этом, как и во всем другом. Дети огня – демоны – были против. Но большинство народов Первого Сотворения, дети земли и дети моря, пришли к выводу, что Его мудрость проявит себя со временем. Или не проявит. – Дилан улыбнулся, блеснув кончиками зубов. – В любом случае, они, то есть мы, решили удалиться в горы и глубины океана, пока человечество или докажет свою состоятельность, или уничтожит себя. Мы не приняли чью-либо сторону.
– Значит, вы поддерживаете нейтралитет. Как Швейцария.
– Мой народ – да.
Реджина уловила различие, которое он вложил в свои слона. Но за тонкой улыбкой она заметила тень смятения. Он не был таким уж независимым и безучастным, каким хотел казаться.
Она поняла это, и это дало ей надежду.
– А мой народ – люди, – сказала она. – И это означает, что мой ребенок по крайней мере наполовину человек.
– Все не так. Изменение не может быть частичным, – сообщил Дилан. – Ты либо человек, либо нет. Либо селки, либо нет. Ребенок будет кем-то одним.
Она слушала его холодные, сухие слова, видела жесткие, ссутулившиеся плечи. Ее сердце разрывалось от сочувствия, когда она думала о выборе, который сделала за него мать, о жестоких переживаниях мальчишки, каким он был, и об одиночестве мужчины, которым он стал. Но он ошибался.
– Это все чепуха, – сказала Реджина. – Семья есть семья.
Дилан приподнял бровь.
– Кровь гуще, чем вода?
Действительно, сможет ли она любить ребенка, которого носит, если он родится… не таким?
– Да, – беспечно ответила она.
– Как уверенно ты это говоришь! – усмехнулся Дилан. – И как слепо… Ты и в самом деле думаешь, что теперь, когда ты узнала, кто я, сможешь смотреть на меня теми же глазами, что и раньше? Я и мой брат – мы разные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71