Получил, что хотел, и…
Но по отношению к нему это было несправедливо. Прошлая ночь была на ее совести. В отличие от многих, она знала, как относиться к собственным поступкам и как брать на себя ответственность. Вспомнив о том, как она бросалась на него и что они вытворяли в темноте, она покраснела. По крайней мере, утром ей не пришлось переживать по поводу того, как посмотреть ему в глаза. Такой вариант был самым легким для всех. Для нее. Скоро проснется Ник. То, что Дилану удалось объяснить ему свое присутствие в их квартире вчера вечером, еще не означало, что ей удалось бы объяснить его присутствие у себя в постели сегодня утром.
Она натянула спортивные брюки. Начало восьмого. Обычно в это время она уже два часа была на ногах. Сейчас она потихоньку проберется в кухню и…
Дверь спальни распахнулась.
Она резко обернулась и изумленно уставилась на Дилана, стоявшего на пороге с кружкой в руках, от которой поднимался пар.
– Думаю, тебе нужно выпить вот это.
– Что?..
– Чай с медом. – Он поставил кружку на комод, избегая ее взгляда. – Так делала мама, когда у кого-то из нас болело горло.
Сердце бешено забилось у нее в груди. Голова пошла кругом. В висках стучала единственная мысль: он приготовил чай для нее. Как это делала его мама. Она уже чувствовала этот аромат: лимон, мед, тонкий оттенок специй.
Дилан, прищурившись, взглянул на нее.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Горло ее сжалось, и она с трудом выдавила из себя это слово.
Но это была неправда. Она была в опасности, в ужасной опасности.
Реджина была практичной женщиной. Она могла выдерживать мрачные взгляды Дилана и его насмешливый тон. Она могла подавить в себе сочувствие к его исковерканному детству, свою беспомощную реакцию на его бурную страсть. Со временем она даже могла бы привыкнуть к его таланту появляться в нужном месте точно в нужный момент.
Но эта неловкая предупредительность делала ее совершенно беззащитной перед ним.
Она плотно сжала трясущиеся губы. Черт… Она подвергалась огромному и очень реальному риску влюбиться в него глубоко и безнадежно.
– У нас все будет нормально, – заявила Антония, обращаясь к Реджине, и это прозвучало настолько похоже на тон ее дочери, что брови Дилана удивленно полезли вверх. – Мэгги на месте. Люси на месте. К обеду мы откроемся.
Реджина прислонилась к обитой нержавейкой стойке, не обращая внимания на нож, летавший словно молния в каких-то сантиметрах от ее бедра: вжик, вжик, вжик…
– Тогда я нужна буду, чтобы делать заготовки.
– Ты сможешь делать это, когда вернешься. А сейчас тебя хочет видеть Калеб. Чтобы записать твои показания.
Дилану было в высшей степени наплевать на то, что хочет его брат. Калеб все равно не мог защитить Реджину.
– Я не могу. – Реджина схватила с разделочной доски кусочек красного перца и сунула его в рот. – Я записалась на прием к врачу.
– Зачем?
– Ну… – Она вытерла руки о джинсы, стараясь не смотреть матери в глаза. – Просто обследование. Она хочет окончательно убедиться, что у меня не отвалились пальцы на ногах.
Дилан приподнял бровь. Значит, она еще не говорила Антонии о своей беременности. Только ему. И то только потому, что у нее не было выбора. Он испытывал непривычный подъем, связанный с чувством ответственности.
– А ты чем займешься, пока Реджина будет у врача? – спросила Маргред.
Взгляд Дилана равнодушно скользнул мимо Люси и остановился на ней с легкостью, которая показалась ему даже… тревожной. Ни один мужчина не стал бы смотреть на Люси, если в это время в комнате находилась Маргред. Люси была высокой и безобидной. Человек. Ничем не примечательный человек. А Маргред была… самой собой. Калеб, видимо, в последнее время не особо давал своей красавице жене спать по ночам. Под ее глазами лежали темные тени.
В большой ресторанной кухне достаточно просторно и достаточно шумно, чтобы они могли спокойно поговорить. Он подошел поближе и понизил голос, чтобы никто не мог его слышать.
– Я пойду с ней.
Маргред наклонила голову.
– Если то, что говорит Калеб, правда, Конн будет ждать от тебя доклада.
– Я предоставлю ему даже нечто большее.
Дилан понял это только теперь. У него было время все обдумать долгой тихой ночью, когда рядом с ним спала Реджина, удерживая его легким прикосновением ладони, лежавшей у него на сердце. Он до сих пор чувствовал ее тяжесть, сжимавшую грудь так, что было трудно дышать. Каким-то образом она заставила его почувствовать себя ответственным за нее. Заставила его заботиться о ней. Это не означало, что он обязан оставаться с ней навсегда, запутавшись в сети человеческих ожиданий и чувств и попав на суше в ловушку.
– Я заберу ее в Убежище, – объяснил он. – Там она будет в безопасности.
А он будет свободен.
Темные глаза Маргред округлились.
– Ты уже сказал ей об этом?
– Еще нет.
– Ага. – Маргред внимательно посмотрела на него. Ее пухлые губы дрогнули. – Желаю тебе удачи.
– Ты мог бы быть и полюбезнее со своей сестрой, – сказала Реджина.
Они поднимались на холм к городскому муниципалитету.
Когда Дилан покидал остров более двадцати лет назад, этого здания еще не существовало, хотя большинство серых, потрепанных непогодой домов и магазинов в центре города были теми же. Но сейчас здесь было больше, чем в его воспоминаниях, машин, больше телефонных линий, больше флагов, клумб, вывесок и пешеходов, толпившихся на узких улочках, окружавших его и перекрывавших ему дорогу. Он с трудом видел небо и улавливал запах моря.
Он шел рядом с Реджиной и чувствовал себя десятилетним мальчишкой, которого родители тащат покупать одежду, или диким зверем, которого ведут на поводке для всеобщего обозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71