– Кто там? – слышится голос Августа.
– Это я. Якоб.
Минутная пауза.
– Заходи.
Я открываю дверь и вхожу.
Август стоит у окна, Марлена сидит в одном из плюшевых кресел, положив голые ноги на пуфик.
– Привет, – краснея, говорит она и расправляет юбку, предварительно прикрыв ею колени.
– Привет, Марлена, – отвечаю я. – Как дела?
– Лучше. Уже немного хожу. Скоро снова буду в седле.
– Что же тебя сюда привело? – вмешивается Август. – Да нет, не думай, мы всегда рады тебя видеть. И даже по тебе скучали. Правда, Марлена?
– Ну… да, – говорит Марлена, поднимая на меня глаза. Я тоже краснею.
– Что-то я совсем забыл о правилах хорошего тона, – продолжает Август. – Хочешь выпить? – Взгляд у него неестественно строгий, губы сжаты.
– Нет, спасибо, – его неприязнь застает меня врасплох. – Я на минутку. Хотел кое о чем спросить.
– О чем же?
– Мне нужен врач.
– Зачем?
Я колеблюсь.
– Можно я не буду отвечать?
– Ага, – говорит он, подмигивая. – Понимаю.
– Что?! – в ужасе восклицаю я. – Нет, ничего такого. – Я оглядываюсь на Марлену, которая тут же отворачивается к окну. – Это для одного моего друга.
– Ну, конечно, – улыбается Август.
– Да нет же, честное слово. И вовсе не… Послушайте, я всего лишь хотел спросить, нет ли у вас на примете врача. Не берите в голову. Я пойду в город и поищу сам, – и разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Якоб! – окликает меня Марлена.
Я останавливаюсь в дверях и некоторое время пялюсь через узкую прихожую в окно, а потом, пару раз вдохнув, вновь поворачиваюсь к ней лицом.
– Завтра в Давенпорте ко мне придет врач, – тихо говорит она. – Прислать его к тебе, когда мы закончим?
– Буду весьма обязан, – отвечаю я и, приподняв шляпу, ухожу.
На следующее утро очередь на кухне гудит, как растревоженный улей.
– Это из-за слонихи, – говорит человек передо мной. – А она все равно ни черта не умеет.
– Бедняги, – вторит ему приятель. – Это же стыд и позор, когда зверюга дороже человека.
– Простите, – встреваю я. – А что значит «из-за слонихи»? Первый вылупляет на меня глаза. Он широкоплеч, одет в грязный коричневый пиджак. Его обветренное лицо, темное, словно изюмина, исчерчено глубокими морщинами.
– Так она же стоит бешеных денег! А доя нее еще купили специальный вагон.
– Да нет же, что из-за нее произошло?
– Сегодня утром мы недосчитались людей. С полдюжины, а то и больше.
– Что, из поезда?
– Ну да.
Я ставлю свою частично заполненную тарелку прямо на раздаточный стол и направляюсь в сторону Передового отряда. Сделав несколько шагов, перехожу на бег.
– Эй, парень! – кричит мне сосед по очереди. – Ты ж еще не поел!
– Оставь его, Джок, – одергивает его приятель. – Ему, видно, надо кого-то проверить.
– Верблюд! Верблюд, вы тут? – Я стою перед вагоном, вглядываясь внутрь, в затхлую темноту. – Верблюд! Вы тут?
Ответа нет.
– Верблюд! Тишина.
Я поворачиваюсь лицом к площади.
– Вот черт! – выругиваюсь я, и пинаю гравий, пинаю снова и снова. – Вот ведь черт!
И тут из вагона слышится похныкивание.
– Верблюд, это вы?
В одном из темных углов раздается приглушенный шорох. Я впрыгиваю в вагон. У дальней стены лежит Верблюд.
Он без сознания, в руке у него пустая бутылка. Я наклоняюсь и поднимаю ее. Лимонный экстракт.
– Кто ты такой, черт тебя дери, и что, к чертям собачьим, здесь делаешь? – раздается за моей спиной чей-то голос. Я оборачиваюсь. Это Грейди. Он стоит снаружи у открытой двери вагона и курит самокрутку. – А, вот оно что. Прости, Якоб. Не узнал со спины.
– Привет, Грейди. Как он?
– Трудно сказать. Как вчера вечером надрался, так и не поймешь.
Верблюд всхрапывает и пытается перевернуться. Левая рука безжизненно болтается на груди. Он облизывает губы и принимается храпеть.
– Сегодня приведу врача, – говорю я. – Приглядишь за ним покуда?
– А то как же, – обиженно отвечает Грейди. – Что я тебе, Черныш, что ли? Кто, как ты думаешь, присматривал за ним этой ночью?
– Ну, что ты, Грейди. Ей-богу, я не хотел. Послушай, если он протрезвеет, не давай ему снова напиться. Я вернусь с врачом.
Врач взвешивает отцовские карманные часы на пухлой ладони, переворачивает и разглядывает через пенсне, а потом открывает, чтобы взглянуть на циферблат.
– Хорошо. Пойдет. Так в чем же дело? – интересуется он, опуская часы в карман жилета.
Мы с ним в коридоре рядом с купе Августа и Марлены. Дверь в купе все еще открыта.
– Нам нужно будет кое-куда прогуляться, – говорю я шепотом.
Врач пожимает плечами:
– Что ж. Пойдемте.
Когда мы выходим из вагона, он поворачивается ко мне:
– Ну, и где же я смогу вас осмотреть?
– Не меня. Моего друга. У него что-то не так с руками и ногами. Ну, и не только. Лучше он сам расскажет.
– Вот как! – говорит врач. – Мистер Розенблют дал мне понять, что у вас проблемы… личного плана.
По мере того, как мы идем вдоль рельсов, выражение его лица меняется. Когда ярко раскрашенные вагоны первой части поезда остаются позади, на лице появляется тревога. А когда мы подходим к разбитым вагонам Передового отряда, ее сменяет отвращение.
– Сюда, – говорю я, запрыгивая в вагон.
– И как, скажите на милость, мне туда забраться?
Из тамбура появляется Граф с деревянными сходнями. Он спрыгивает на землю, подносит сходни к дверному проему и хорошенько прихлопывает. Недоверчиво их оглядев, врач карабкается в вагон, чопорно держа черный чемоданчик прямо перед собой.
– А где пациент? – спрашивает он, щурясь и осматривая вагон.
– Вон там, – отвечает Граф. Верблюд жмется в уголке. Рядом с ним топчутся Грейди и Билл.
Доктор подходит к ним.
– Будьте любезны, оставьте нас наедине.
Прочие обитатели вагона, удивленно бормоча, расходятся и перебираются в дальний конец вагона, откуда наблюдают за нами, вытягивая шеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100