- Драгоценности моей жены! Мой
портсигар! Все!
- Стоп! - закричал старик за столом.
Швейцар отпустил дверь и бросился на Джерека. Бой уронил баулы.
Джерек упал. На него никогда прежде физически не нападали, и ему стало
смешно.
Швейцар подскочил к Нюхальщику Вайну, который с исказившимся лицом
отчаянно пытался протащить баулы через дверь. Когда швейцар вцепился в
него, баулы упали.
- Назад! - завопил Вайн. Он вырвался из рук старика и вытащил что-то
из кармана. - Отойди назад!
- Вор! - закричал швейцар. - Я должен был сразу догадаться. Не пугай
меня! Я служил в армии. - И он снова кинулся на Нюхальщика.
Раздался довольно громкий хлопок - и швейцар упал. Нюхальщик с
удивлением уставился на него. Такое же удивление появилось на лице
швейцара, по зеленой униформе которого расплывалось большое красное пятно.
Цилиндр с его головы скатился на пол. Нюхальщик помахал чем-то на мужчину
в халате и на старика во фраке.
- Подними баулы, Джерри, - велел он.
Джерек, озадаченный, нагнулся и поднял два тяжелых баула. Бой,
вытаращив глаза, спрятался за ближайшей пальмой. Вайн стоял спиной к
двери, но Джереку было видно, как кэбмен слез с коляски и побежал по
улице, размахивая руками и что-то выкрикивая, затем раздался свисток.
- На улицу, - сказал Нюхальщик тихо, ледяным тоном.
Джерек прошел через дверь на улицу, под дождь.
- В кэб, быстро! - приказал Нюхальщик. Теперь он направлял черный
отделанный серебром предмет на кэбмена и другого мужчину, одетого в
темно-голубой костюм и шлем с круглым значком, бежавшего к ним по улице. -
Назад, или я стреляю!
Джереку все происходящее показалось крайне интересным. Он не имел
понятия, что происходит, но радовался драме, предвкушая, как через
несколько часов будет рассказывать миссис Амелии Ундервуд о том, что
произошло с ним. Он удивился, почему Нюхальщик Вайн забрался на верх
коляски и хлестнул кнутом лошадь. Но тут кэб рванулся по улице. Джерек
услышал еще один громкий хлопок, а затем коляска повернула за угол и
помчалась по другой улице, заполненной множеством людей, одетых в основном
в серые пальто и кепки. Люди оборачивались, глядя вслед кэбу, пролетающему
мимо. Джерек весело махал им рукой.
Полный ликования, оттого что скоро будет в Бромли, Джерек запел.
- "Иисус освещает нас ясным чистым светом..." - пел он, качаясь из
стороны в сторону в мчавшемся кэбе, словно маленькая свеча, горящая в
темноте!
До Кухни Джонса они добрались пешком, так как Нюхальщик Вайн захотел
покинуть кэб за добрую милю от нее. Джерек, тащивший баулы, сильно устал,
когда они добрались до дома, но это не мешало ему удивляться, почему
манеры Нюхальщика так резко изменились. Тот продолжал рычать на него и
говорить всякие несуразности, например:
- Ты определенно превратил хорошее счастье в плохое. Надеюсь, Бог не
даст умереть тому парню. Если он умрет, в этом будет столько же твоей
вины, как и моей.
- Умрет? - наивно переспросил Джерек. - Но почему его нельзя
воскресить? Или слишком рано?
- Заткнись! - сказал Нюхальщик. - Ладно, раз уж я связался с тобой...
Если я тебя брошу, ты разболтаешь все в две минуты. Придется взять тебя с
собой. - Он горько засмеялся. - Не забывай, ты всего лишь подмастерье.
- Вы сказали, что доставите меня в Бромли, - мягко напомнил Джерек,
когда они поднялись по ступенькам Кухни Джонса.
- Бромли? - фыркнул Нюхальщик Вайн. - Ха! Тебе повезет, если ты скоро
не окажешься в Аду!

В течение нескольких дней Джерек научился понимать, прежде достаточно
глубоко, что такое страдание. У него начала расти борода, и кожа в этом
месте ужасно чесалась. Его одолевали крошечные насекомые трех или четырех
разновидностей, кусающие все тело. Выданную первоначально красивую одежду
Нюхальщик Вайн забрал назад, выдав взамен какое-то тонкое тряпье.
Нюхальщик иногда покидал комнату, которую они разделяли, и спускался на
первый этаж, всегда возвращаясь мрачным и воняющим той жидкостью, которую
предлагала Джереку женщина в первую ночь на Кухне Джонса. Нюхальщик не
позволял Джереку спускаться вниз и греться у огня, поэтому Джерек понял,
что такое холод, голод и жажда.
Сначала Джерек смаковал свои ощущения, но постепенно они стали
угнетать его, пока в конце концов он не обнаружил, что не способен
откликаться на новизну происходящего. Медленно он начал узнавать, что
такое страх. Нюхальщик вел себя с ним грубо, иногда угрожал чем-то
непонятным, иногда рычал, толкал или бил Джерека, все еще не выработавшего
инстинкт защитить себя. Действительно, сама мысль о защите была чужда ему.
Люди, которые были так дружелюбны, когда он пришел в первый раз, теперь
или игнорировали его, как Нюхальщик, или огрызались, когда он высовывался
из комнаты. Джерек похудел и стал грязным. Им овладела апатия: он перестал
отчаиваться, стал забывать Бромли и даже миссис Ундервуд, стал забывать,
что когда-то знал другое существование, кроме тесной, забитой сундуками
клетушки над Кухней Джонса.
Однажды утром внизу началась большая суматоха. Нюхальщик еще храпел в
постели, вернувшись накануне, как в обычно, в раздраженном состоянии, а
Джерек спал на своем месте под столом. Джерек проснулся первым, но его
сознание, притупленное голодом, усталостью и страданиями, отказывалось
реагировать на шум, поэтому он остался равнодушным к воплям и звукам
столкновения, доносившимся снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56