Пейтон любила собак. Они никогда не ругали ее, не пили ничего, кроме воды, и неизменно радовались, когда она возвращалась домой.
– Бедный пес, – произнесла Пейтон с состраданием в голосе. – Его, видно, неважно кормят.
– Это дело хозяев, – сказала Грейс.
– А у вас есть собака?
– Не люблю собак, от них одна грязь. А Леонард их и вовсе не переносит. Он – аллергик. Вот Барри в детстве хотел завести собаку, все клянчил, чтобы ему купили щенка. В конце концов он меня извел, и я купила ему игуану.
– Теперь она большая, – подхватил Барри. – Три с половиной фута длиной. Ее зовут тетя Роза. Я потом тебе ее покажу. Пойдем в дом.
Дом был трехэтажный, внушительный, стоявший между другими, не менее внушительными домами. Вдоль его фасада тянулась веранда, казалось, предназначенная для обозрения перспективы морской дали или заснеженных гор на линии горизонта – но нет, противоположная сторона улицы была тоже застроена.
Перед тем как войти, Пейтон поежилась. Такие загородные дома она видела лишь на картинках, листая журналы. Что-то внутри? Неужто такой же сногсшибательный интерьер?
Первыми воображение Пейтон поразили портьеры – красивые, из тяжелого материала, да еще с ламбрекенами. Она вспомнила, как несколько лет назад Нелл купила на распродаже деревянные жалюзи. Повесить-то их повесили, но уже через несколько дней они перестали слушаться: то не опускались, как надо, то не шли вверх. В конце концов они скособочились и, казалось, застряли намертво. Они бы так и висели, но их снял Донни, обещав починить, но только он не успел – его посадили.
Пейтон поражалась всему: и персидским коврам на стенах, и мягким стульям, и двухместным кожаным креслам, и полосатому дивану, обитому разноцветной материей: голубой, красной, серой и желтой. Такой обстановки Пейтон сроду не видела, привыкнув к обоям с сальными пятнами, потрепанному дивану, дешевым картинкам с изображением обнаженных красоток, расклеенных Донни в ванной и туалете, к засиженному мухами абажуру.
– В свое время я училась на архитектора-декоратора, – произнесла Грейс, – но так и не прошла курс до конца, и когда мы строили этот дом, я декоратора наняла. Тогда мне его работа понравилась, но теперь я бы кое-что переделала.
– Но у вас и так все прекрасно, – сказала Пейтон, вздохнув. – Красивая мебель, бильярд…
– Этот бильярд легко переоборудовать в стол для пинг-понга. При нынешнем ритме жизни спорт просто необходим. У нас есть и гимнастический зал, а его можно переоборудовать в сауну. Помещение нагревается за сорок минут. Правда, сейчас джакузи в ремонте.
– У вас просто великолепно! – восхищенно сказала Пейтон.
– Будет еще лучше. У меня есть кое-какие идеи. К тому же надо шагать в ногу со временем. Кое-что из мебели следует заменить…
– А куда вы денете старую? – Пейтон не могла представить себе, как можно менять на вид совершенно новую мебель.
Нелл избавлялась от старой лишь в исключительных случаях, когда что-то из обстановки разваливалось на части, которые было не сколотить. Только тогда рухлядь выбрасывали на свалку. Считалось удачей, если что-то можно было продать старьевщику.
– Мама, – вмешался Барри, – о своих намерениях ты расскажешь потом. Я хочу показать Пейтон свою комнату.
В спальню Барри, размещавшуюся на третьем этаже, поднялись на лифте. После того как Барри переехал в университетское общежитие, Грейс ничего не меняла в комнате, и в ней там и сям лежали мячи, бейсбольные биты, клюшки для гольфа, вратарские перчатки, спортивные шапочки. Письменный стол был занят компьютером, а на тумбочке стоял цветной телевизор. Комната повзрослевшего отпрыска богатых родителей.
Пейтон казалось, что Эмберги живут на вершине высоченной горы, у подножия которой она бродила всю жизнь без надежды подняться на недоступную высоту. Неужели теперь и она будет жить на вершине?
Оставшись с Пейтон вдвоем, Барри сел в кресло, расстегнул молнию на ширинке и извлек из трусов возбужденный пенис. Однако едва Пейтон пристроилась, из-за двери послышался голос Грейс:
– Чем вы здесь занимаетесь? – Она, видимо, рассудила, что парочка, оставшись наедине, не станет понапрасну время терять. Но если глядишь, как в воду, зачем являться в самый неподходящий момент?
– Я рассказываю Пейтон о своих спортивных успехах, – запинаясь, ответил Барри, поспешно застегивая ширинку.
– Пейтон, – сказала Грейс, войдя в комнату, – у меня масса одежды, которая мне больше не пригодится: платья, костюмы, юбки. Обычно такую одежду я отдаю благотворительным обществам. Может, вы себе что-нибудь отберете? Почти все новое, некоторые вещи я вообще ни разу не надевала.
– Спасибо, – сказала Пейтон.
– Надеюсь, я вас не обидела. – Грейс натянуто улыбнулась. – А ты, Барри, можешь идти. Присоединись к Леонарду. Он смотрит какую-то спортивную передачу.
– Вы меня ничуть не обидели, – продолжила Пейтон. – Я часто покупаю одежду на распродаже.
– Моя одежда, полагаю, получше. Пойдемте, посмотрите.
У Пейтон разбежались глаза: строгие костюмы, шерстяные платья, цветастые юбки, красивые свитера. И все и в самом деле как новое. Такой дорогой, элегантной одежды ей носить сроду не доводилось.
– А разве Белинде эти вещи не пригодятся? – спросила Пейтон.
– Белинда и свое добро не знает куда девать. Если вам что-то понравится, прошу вас, возьмите. Барри будет приятно, если вы приоденетесь.
Пейтон вспомнила наставление Нелл, из которого выходило, что Барри вряд ли обращает внимание на одежду. Высокая грудь и аппетитная попка – вот что его прельщает. Наверное, так и есть, иначе он не стал бы ухаживать за девицей, одетой в купленную на распродаже потертую шубку, сшитую из кусочков лисьего меха, давно превратившуюся в пальто на рыбьем меху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97