Ей и на вид много не дашь – от силы тридцать, ну тридцать пять. Придя к этой мысли, она, к своему немалому удивлению, ощутила неожиданный прилив сил, что вселяется в человека после решения тяжкой, многотрудной задачи.
Под дверью лежал лист бумаги. Пейтон подняла, прочитала: «ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ». В уведомлении говорилось, что на Гонконг надвигается мощный тайфун, который может достичь максимальной силы – восьми баллов по восьмибалльной шкале. Тайфун ожидался на следующий день, и постояльцам гостиницы предлагалось не выходить без крайней надобности на улицу, не приближаться к окнам и не пугаться, если на здание обрушатся груды мусора, поднятые тайфуном. Штормовое предупреждение – эти слова выглядели зловеще, наводили на мысль о невероятном, ужасающем приключении.
Пейтон вздохнула. Во время тайфуна она на улицу и носа не высунет, будет сидеть в гостинице за толстыми стенами. Вот если бы она родилась пораньше, хотя бы лет сто назад, когда гостиницы не были столь высокими, а море кишело экзотичными джонками! В те времена, когда доступными женщинами были одни азиатские проститутки, она смогла бы пуститься в настоящее приключение: побывать в каком-нибудь зловещем притоне, где среди тьмы то вспыхивают, то тускнеют крохотные красные огоньки в чашечках металлических трубок, освещая на мгновение лица курильщиков опиума, а у жаровни с пылающими углями сидит угрюмый хозяин этой курильни. Ее, американку, вмиг бы заметили. Тогда бы к ней подошел восточный красавец, считавший секс с белой женщиной недоступным. Она бы уступила ему. Вот это было бы настоящее приключение! Теперь времена не те, а она всего лишь одна из многочисленных скучающих женщин, готовых отдаться первому встречному.
Пейтон начала одеваться. Надев ажурный бюстгальтер, трусики-стринги, пояс и капроновые чулки, она облачилась в платье с глубоким вырезом, украшенное на груди изображением скарабея, и влезла в черные туфли-лодочки. Подойдя к зеркалу, Пейтон скривила губы – она выглядела банально. Но разве плохо принарядиться? Синих чулков хватает и без нее, да и старых дев тоже. Да и многие замужние женщины, едва им перевалит за сорок, забывают о любовных утехах, предпочитая точить лясы с подругами или заниматься нудным вязанием. Это в их-то годы! Ей самой в недалеком времени пятьдесят, а она только входит во вкус!
Бросив в фужер, наполовину полный вина, два кубика льда, Пейтон допила чуть терпкий напиток и снова подошла к зеркалу. Немного подумав, она пожала плечами и наложила новый слой косметики поверх неснятого старого. Покончив с делом, не терпящим отлагательства, она взглянула на часики: половина девятого – до одиннадцати еще далеко.
Взяв с журнального столика «Чайна Сан», Пейтон уселась в кресло, но чтение не пошло. Она подошла к окну. В Коулун шел паром, пересекая пролив. На его гладких водах, вблизи, лежали мерцающие серебристые лунные блики, но все остальное пространство пролива тонуло во мраке, и эти тусклые призрачные полосы света как бы перемежались с черными провалами тьмы.
Сянь Жун, одетый в элегантный костюм, ждал ее в вестибюле. В его внешности по-прежнему было что-то загадочное. Он мог быть свирепым работорговцем, поставляющим доверчивых девушек во дворец восточного деспота, а то и наркодельцом или торговцем оружием. Наверно, в одной из своих предыдущих, жизней он был бесстрашным воителем, скакавшим впереди войска на белом коне, умном и быстром, с трепетными ноздрями. Вероятно, в той жизни у него был и гарем.
Сянь Жун встретил Пейтон притягательным взглядом, в котором, как ей с удовольствием показалось, сквозили похотливость и восхищение. Задержав ее руку в своей, он поцеловал ее в обе щеки, заставив Пейтон содрогнуться всем телом от внезапного вожделения.
– Куда мы пойдем? – сдавленно спросила она.
Сянь Жун загадочно улыбнулся.
– Я приготовил тебе приятный сюрприз, – сказал он бархатным голосом. – Но сначала час-полтора надо проехаться на кораблике.
– Может, сперва зайдем в бар?
В баре их встретил доносившийся из динамика заунывный голос певицы, которая тянула вечную песню о безответной любви. «I love you» – скулила она жалобным голосом, вкладывая в эти слова, понятные во всем мире, убийственную печаль, подготавливая слушателей к рассказу о своем навеки разбитом сердце. Подобные песни, похожие друг на друга, как две капли воды, Пейтон слышала много раз и называла их «погребальными», а когда ей доводилось видеть певичку, у нее неизменно чесались руки схватить за ухо исполнительницу, как правило, безголосую, и спустить с эстрадных подмостков, даже если за нее вступятся.
Бар был полон народу. Взгляд Пейтон остановился на худощавой девице, по виду американке. На ней была розовая рубашка с воротом «поло», синие шорты и спортивные туфли на босу ногу. Рядом с ней стояли трое парней, уминавших бутерброды с сыром и карбонатом. На них были такие же шорты, но только выставлявшие напоказ кривые волосатые ноги; из грубых сандалий, тоже надетых на босую ногу, выглядывали покрытые струпьями корявые пальцы. Невдалеке от парней стояла группа мужчин, все – в мешковатых брюках и красных рубашках. Возможно, они приехали на симпозиум, но уже и сейчас они образовывали такую тесную группу, что казались помещенными в единую коконообразную оболочку. По говору это были американцы со Среднего Запада. Пейтон перевела взгляд на женщин. Вот смуглая высокая девушка с огромными карими глазами и стройной гибкой фигурой, похожей на тело ласки, быстрой, как молния. А вот филиппинка с так плотно зачесанными назад волосами, что они кажутся черной кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97