Правда, может, ее умиротворит материнство, и уж во всяком случае она станет разборчивей: первому встречному не отдастся.
Через несколько дней у Пейтон началась менструация.
– Дорогая, не огорчайся, – участливо сказал Барри. – У нас еще все впереди. Может, нам улыбнется уже очередная попытка.
Глава восемнадцатая
Когда Кэшу было около десяти, а самой Пейтон исполнилось тридцать восемь, она внезапно воспылала к нему любовью. Конечно, она и до этого заботилась о ребенке: когда надо, водила его к врачу, а после школы отводила в плавательный бассейн, на стадион или на занятия музыкой.
Барри сыном почти не занимался, и ему было порой невдомек, что Кэшу надо купить, положим, новую обувь. Он не был плохим отцом. Просто на сына у него не хватало времени, и он занимался с ним только по выходным, помогая делать уроки или гоняя вместе с ним мяч.
Постепенно, с годами, Барри все меньше и меньше рассказывал Пейтон о своих служебных делах, и она посчитала, что он отдаляется от нее, проводя большую часть жизни в своем собственном мире.
Когда Кэш подрос и стал ходить в школу, свой собственный мир появился и у него. Может быть, обособленность свойственна только мальчикам? Пейтон нередко слышала, как матери, растящие дочерей, с умилением заявляли: «У моей дочери от меня нет секретов. Мы с ней очень близки». Пейтон тому не верила. Конечно, девочки не мальчишки, у них свои интересы, но, взрослея, и девочки обзаводятся своим собственным миром, недоступным для матери, не говоря уже об отце. Вряд ли стоит заводить второго ребенка, надеясь, что появится девочка, чья близость и сострадание скрасят матери жизнь. И потому Пейтон не прислушивалась к словам: «Вам непременно надо завести второго ребенка, им вместе легче расти». Да и Кэш родился не потому, что ей прожужжали уши: «Вам нужен ребенок. Без детей семья – не семья. С ребенком вы обретете настоящее счастье». Просто она забеременела и решила рожать.
Пейтон не была плохой матерью – по крайней мере, она не упрекала себя за невнимание к Кэшу. Однажды, когда Кэшу было около года, Пейтон и Грейс, у которой он сидел на коленях, ехали с ним в такси. Устав от его возни, Грейс передала его Пейтон, которая неожиданно для себя преисполнилась нежностью, что не ускользнуло от Грейс. Грейс тогда улыбнулась, и все же Пейтон смутилась: ей показалось, что за ней подглядели, а подглядев, по-своему оценили. Пейтон вспомнила этот случай, ибо бдительная свекровь неизменно наблюдала за ней, стараясь, видимо, уразуметь, как ее легкомысленная невестка относится к Кэшу, продолжателю рода Эмбергов.
Однако тот случай скорее был исключением, и Пейтон теперь не могла понять, почему ей раньше приходилось себя неволить, чтобы приласкать малыша, когда он, к примеру, залезал к ней в постель.
Пришло время, и положение изменилось. Теперь она в сыне души не чаяла. Вот и сейчас она нетерпеливо ждала, когда Кэш вернется из школы. Ему было уже одиннадцать, и он ездил в школу без провожатого. Правда, автобус останавливался у дома, и швейцар неизменно следил за тем, чтобы Кэша не затолкали.
Услышав, как щелкнул дверной замок, Пейтон вышла в переднюю.
– Привет, ма, – сказал Кэш, грохнув портфелем.
– Привет, дорогой. Как прошел сегодняшний день?
– Нормально, не беспокойся. Нам на завтра немного задали. Можно, сделав уроки, я схожу к Джейму?
Джейм, сверстник Кэша, Пейтон не нравился. Он вечно разговаривал с Кэшем повелительно, свысока, давая понять приятелю, что умнее и опытнее его. При этом он неизменно держал палец в носу, словно черпал оттуда мысли. Кэш не противился, подчиненное положение ему не претило, оно даже устраивало его.
– Я собралась сводить тебя в Музей естественной истории, – ответила Пейтон. – Там сейчас выставка самоцветов, тебе понравится. – Временем Пейтон располагала. Она уже давно не работала и поступила снова на службу лишь через несколько лет, когда Кэша отдали в интернат.
– Я хочу сходить к Джейму, – возразил Кэш. – У него новая компьютерная игра.
– Эта игра никуда не денется. Лучше сходим в музей, а затем зайдем пообедать в «Таинственную Планету».
– В «Таинственную Планету»? – У Кэша загорелись глаза.
– Конечно. Я знаю, там тебе нравится. К тому же ты уже большой мальчик… – Пейтон подъезжала к нему, чтобы настоять на своем.
Они вышли на улицу и пошли по Риверсайд-драйв. Стояла ранняя осень. Большая часть деревьев все еще зеленела, другие стали менять свой наряд, окрашиваясь в желтые и багряные краски. Когда-то давно посаженные на улице гинкго были усыпаны небольшими плодами, похожими на созревшие сливы. Под одним из деревьев какой-то тучный китаец, орудуя длинной толстой веревкой, пригибал ветви книзу и, срывая плоды, осторожно кидал их на расстеленную подстилку.
– Великое благо, что мы живем в большом городе, – сказала Пейтон, оторвав взгляд от китайца. – Захотели пойти в музей, он под боком. Жизнь в Нью-Йорке прекрасна. А я до замужества жила в захолустье, в небольшом нищенском городке, стиснутом автострадами – никаких развлечений. А посмотрел бы ты на нашу квартиру. Убожество! А снять другую мы не имели возможности. Моя мать работала допоздна, и мне приходилось самой готовить. О ресторане я даже не помышляла.
Кэш слушал ее вполуха, с интересом наблюдая за тем, как мальчишки пинают упавшие с гинкго привлекательные плоды, которые, лопаясь от удара, испускали зловонный запах. Наконец от увлекательного занятия не удержался и он.
– Кэш, – одернула его Пейтон, – ты выпачкаешь ботинки. – Конечно, было бы лучше рассказать сыну о гинкго, древнейшем дереве на земле, произраставшем еще во времена динозавров, но она знала заранее, что Кэш раздраженно проговорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97