— А что говорит солдат, который был с ним?
— Его упустили. — Упустили?
— Да.
— Болваны!
Мне почему-то до сих пор не верилось, что Кирсанов — большевик. Всю ночь меня не покидали мысли о Екатерине и о нем. Я припомнил все дни, проведенные с Кирсановым, от первой нашей встречи до недавнего прощания, припомнил все, что он говорил, что делал. И все же не мог найти ничего подозрительного в его поведении. Быть может, его насильно заставили сделать ложное признание?
Я решил первый день своей новой жизни начать с допроса Кирсанова. Тиг-Джонс советовал сперва повидаться с Арсланбековым. Но мне не хотелось встречаться с полковником: почему-то казалось, что именно он виновник этой непредвиденной скверной истории. Ведь замолчать ее не удастся! Я прекрасно понимал, что на меня посыплется упрек за упреком. Отчасти, может быть, поэтому я предпочел бы, чтобы Кирсанов отрицал, а не признавал свою принадлежность к большевикам. Может быть, еще удастся отправить его к праотцам раньше, чем он успеет раскрыть рот?
И вот мы стоим один на один в специально оборудованном для допросов помещении. Кирсанов и прежде был некрасив. Но теперь нельзя было смотреть без жалости на его худое, изможденное лицо: под глазами кро-
вавые подтеки и синяки, из разбитых губ сочится кровь. Тряпка на голове, китель — все было в крови. Но, несмотря на это, он стоял как в строю, выпятив грудь и высоко
подняв голову.
Я сел за стол и, с трудом сдерживая волнение, стараясь сохранять внешне спокойный вид, задал Кирсанову вопрос, который он задавал мне дня два тому назад:
— Вы, капитан, верите в идеалы?
— Верю!—как всегда четко, ответил Кирсанов.— Как вы полагаете, что сейчас придает мне сил?
— Придает сил? Значит, у вас еще есть они?
— Есть... Разве можно было бы, не имея сил, устоять на ногах?
Я знал, что Кирсанов — человек выносливый. В наиболее тяжелые дни он был самым крепким из нас, ни разу даже не прихворнул. И сейчас он стоял так, словно не провел всю ночь под градом ударов, и в его чуть поблескивавших из-под опухших век глазах сквозила ненависть.
Не меняя тона, я терпеливо продолжал:
— Может быть, это вы — герой той сказки, которую рассказывали мне в дороге?
— Это не сказка, это быль... Того офицера допрашивал Арсланбеков!
— Значит, вы тоже большевик?
— Большевик! — решительно ответил Кирсанов. — Каков был тот большевик, таков и я. Не теряйте времени и делайте со мной, что хотите. Я вам ничего не скажу.
Я заговорил с ядовитой улыбкой:
— Вы хотите сказать: смерть спасает от всех мучений? Нет, не думайте, что вам так легко удастся умереть. Вам придется заговорить!
Кирсанов не ответил ни слова. Я встал и, подойдя к нему вплотную, с угрозой посмотрел на него:
— С какого времени вы большевик?
— С первого дня Октябрьской революции.
— Где были тогда?
— В Хиве.
— Значит, это правда, что вы служили в казачьем полку?
— Правда... Правда и то, что я был командиром батальона.
— Кто вас подослал ко мне?
Кирсанов иронически улыбнулся:
— Вы, господин полковник, опытный разведчик. Вам ли задавать такие вопросы? Но все же я отвечу вам. Я такой же разведчик, как и вы, но советский разведчик. Чекист!
— Что-о? Чекист?
— Да...Ваши уши еще не привыкли к этому слову? Но вам придется привыкнуть к нему!
Мне действительно еще не приходилось сталкиваться с сотрудниками большевистской Чрезвычайной комиссии. Быть может, поэтому я невольно внимательнее пригляделся к Кирсанову, точно видел его впервые. Он тоже медленно поднял веки и устремил на меня взгляд.
Я продолжал:
— Значит, с самой Бухары вы действовали по заранее разработанному плану?
— Да... Мы знали, с кем имеем дело. И, честно говоря, не думали, что удастся так близко войти к вам в доверие. Некоторые неожиданные обстоятельства облегчили мою задачу.
— Встреча с отрядом. . . Бегство из-под ареста. .. Так?
— Отряд повстречался нам случайно. Но все дальнейшее было осуществлено, говоря вашими словами, по заранее разработанному плану.
— Почему же вы не задержали меня в Новой Бухаре? Ведь у вас была такая возможность.
— Да, была. .. Но что это дало бы? Ничего! Нам, наоборот, хотелось, чтобы вы продолжали свое путешествие. Мы знали, что вы приехали с особым поручением. В вашу задачу входило изучение политической обстановки в Средней Азии и подготовка конкретных предложений по объединению деятельности контрреволюционных сил. Не так ли?
Не отрывая взгляда от Кирсанова, тем же строгим тоном я сказал:
— Продолжайте!
Кирсанов после небольшой паузы продолжал:
— Мы решили дать вам возможность поездить, встретиться кое с кем и оценить реальную обстановку собственными глазами. Не сочтите за комплимент: вы работали усердно. Проявили редкое мужество. То, что пережили вы, не каждый может выдержать. Но чего вы
достигли? Каков итог всех ваших усилий? Простите за откровенность: вы сейчас похожи на капитана, корабль которого сел на мель!
Я решил до конца выслушать Кирсанова, своего вчерашнего спутника, узнать из его уст, в чем были мои промахи, мои оплошности. Ему тоже, видимо, хотелось говорить. Опасаясь, что его прервут, он быстро заговорил:
— В отличие от моего старого приятеля майора Бей-ли, я заметил у вас, господин полковник, одну хорошую черту. Вы стараетесь принимать истину, даже самую горькую, открыто, трезво. Это очень важно! Без этого трудно разобраться в происходящих вокруг нас сложных событиях. Помните нашу встречу с дайханами, работавшими на хашаре? После этой встречи вы сами признали, что в душе у народа накопилось много горечи. И это в самом деле так. Голод, нищета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126