Будет еще армянин, по фамилии Айрапетян. Тоже из руководителей ташкентских дашнаков. Генерал Боярский... Дамы. . . Вот и все!
— Короче говоря: общество взаимного восхищения ... Так? Полковник неохотно улыбнулся:
— Что ж, можно сказать и так.
Я согласился. Хотелось немного проветриться. К тому же встретиться с «цветом русского общества», узнать, чем оно дышит, было далеко не бесполезно. Я слышал, что генерал Боярский — отъявленный монархист. Если Яхневич —кадет. .. Да если еще придет дашнак... Недурная компания!
Когда мы пришли, пирушка была в самом разгаре. За большим круглым столом сидело человек двенадцать. В комнате стоял сплошной туман. В облаках табачного дыма трудно было что-нибудь разглядеть. Окна были закрыты наглухо. Ведь шел важный разговор на политические темы!
Меня усадили рядом с худощавой высокой брюнеткой. В зале было еще несколько дам. Ни одна из них ничем не выделялась, все уже были в летах и явно стремились выглядеть моложе с помощью косметики.
Председательствовал генерал Боярский. Он вытер
салфеткой мокрые, жирные губы и после обычных любезностей продолжил прерванную речь:
— Мы, господин полковник, беседуем о судьбах России. Вернее, о причинах, которые ввергли ее в пучину бедствий. Господин Яхневич видит все несчастье России в Романовых. А я говорю: «Нет, Романовы ни при чем. Дума. . . Демократия. . . Вот корень зла! Они-то и принесли нам несчастье». Вы — нейтральное лицо. Рассудите нас! Будьте нашим арбитром!
«Нашли тему для беседы», — подумал я, но любезно улыбнулся:
— А смогу ли я быть арбитром?
— Что за вопрос! Кто же, если не вы?
Генерал выпил рюмку и опять поднес к губам салфетку. Потом шумно вздохнул. И без того объемистое брюхо его вздулось, словно в него насосом накачали воздух. Я мысленно улыбнулся: настоящий боров! Весь заплыл жиром, щеки свисают складками. Не будь он военным, я не обратил бы на это особого внимания. Но военный может стать таким только от своего безразличия и равнодушия. Поэтому генерал с самого начала показался мне конченым человеком. Но, может 'быть, я ошибся? Слишком много значения придаю внешнему облику? Я с любопытством продолжал разглядывать генерала. Ведь завтра мне предстоит сидеть с ним лицом к лицу и решать важные вопросы.
Генерал с напыщенным видом обратился к Яхневичу:
— Итак, Аркадий Кондратьевич... Дума ни в чем не виновата?
— Конечно, не виновата, — уверенно ответил Яхневич, расчесывая тонкими пальцами ярко-рыжую, словно выкрашенную хной, куцую бородку. — Все государство вы отдали оптом в руки конокрада Распутина. А еще обвиняете Думу!
Генерал оглушительно расхохотался:
— Конокрад...
— Что, неправда? —наступал Яхневич. — Кто во дворце был сильнее Распутина? Однажды он, в присутствии императрицы Александры Федоровны, изругал Штюрмера последними словами. Штюрмера! Председателя совета министров! При императрице! Кто такой был Распутин? Вчерашний мужик, грязный развратник... Если бы император по-настоящему болел за судьбы стра-
ны, разве допустил бы он к государственной власти такого типа?
— Погоди, погоди, дорогой Аркадий Кондратьевич! — Генерал постучал по столу своими толстыми пальцами.— Ваш Милюков как только мог поносил Штюрмера в Думе. Хотел все неудачи на фронте свалить на него. Что вы на это скажете?
— Хи-хи-хи!-—Яхневич ехидно засмеялся. — Алексей Алексеевич! Да о чем вы говорите? Кого вы равняете? Грязного мужика и серьезного политического деятеля с огромным опытом ученого! . . Выступление Милюкова в Государственной думе — это было событие историческое! Такое не всякому под силу!
— Подумаешь, какая смелость! — Генерал иронически засмеялся. — В самом деле, найдется ли еще в России хоть один такой храбрый муж, как ваш Милюков? Хо-хо-хо!
— Зря смеетесь, Алексей Алексеевич. — Яхневич заговорил более резким тоном. — Милюков действительно совершил невиданный в истории России, смелый подвиг!
— Это по вашему мнению! По мнению господ кадетов!
— Нет, не только по нашему мнению. Это признают и наши противники. В Думе. .. перед всем собранием, перед всей страной... критиковать государственную политику. .. Разоблачать неудачи на фронте. . . Это именно подвиг, невиданный в истории России!
— Все смуты начались после этого подвига. Первое бревно в колесо государственной телеги сунули вы, кадеты!
— Вот это вы верно сказали! — Яхневич даже привстал с места и заговорил торжественно:—Мы сделали первое предупреждение уже давно больному монархическому строю! И сделали это с добрыми намерениями, чтобы своевременно предупредить печальный исход.
— Ну, и что же? — Генерал всем туловищем нагнулся к Яхневичу. — Чего вы добились? Объявили республику. . . Созвали Учредительное собрание. . . Посадили Керенского. . .Так?—Яхневич молчал. Генерал наступал еще яростнее: — Сколько месяцев он сидел? Что он сделал, кроме того, что отдал власть в руки шайки голодранцев? Ничего!
Полковник Арсланбеков с улыбкой посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Видите, с кем мы имеем дело?» Действительно, беседа начала походить, как говорят русские, на «горькое похмелье». Но что самое интересное, собеседники спорили со всей серьезностью, а генерал, как мне показалось, распалялся все больше и больше. Не вмешиваясь, я продолжал прислушиваться к спорящим. Существуют ведь любители, с удовольствием наблюдающие петушиный бой! А эти петухи как-никак спорили о важных вопросах.
Генерал снова заговорил, стараясь придать своему голосу особую убедительность:
— Нет, нет, дорогой Аркадий Кондратьевич! На небе— бог, на земле — царь... Судьба наша, русских людей, связана с этими двумя великими силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126