Пот струился по его телу, хотя солнце быстро заходило.
Горожане Биддерума заполняли улицы, ведущие на площадь. Они держались
на осторожном расстоянии от Руиза, уважая его чужестранность. Чтобы
подбодрить их, он стянул лицо в маску дружелюбного сумасшествия.
Руиз чувствовал, как под его ногами дрожит плотно утоптанная глина
улицы. Когда толпа сосредоточилась на затененной стороне улицы, он услышал
пыхтение и свист паровых топотунов. Он встал в подобающе почтительной
позе. Парад медленно подползал к нему по улице, двигаясь в медленном
темпе, важным шагом, который вполне соответствовал ритму топотунов. Люди,
управлявшие топотунами, прошли мимо него по три в ряд, огромные стальные
лапы их машин грохали в глину улиц со всесокрушающей силой, в абсолютный
унисон. Когда топотун подскакивал в воздух, каждый из мужчин ловко
выступал вперед, подталкивая свою машину вперед, изо всех сил напрягаясь,
держа за ручки, которые крепились к машине. Было ясно, что это занятие не
для слабаков, потому что все эти мужчины - мощно сложенные парни, потели и
напрягались, толкая свои машины к центральной площади. В более ранние
времена те, кто управляли топотунами, должны были бы нести связки
строевого леса, чтобы ими сотрясать землю. "Прогресс на марше", - подумал
Руиз и хохотнул.
Позади них были музыканты в традиционных фараонских траурных
одеяниях, которые состояли из массы колючих кустов, привязанных к их телам
кожаными ремнями. Руиз видел, что музыканты были обоих полов, и возраст их
был самый различный, у многих были весьма примечательные уродства. У всех
в руках были самые необычные музыкальные инструменты, но маршировали они в
тишине. Это была художественная и хорошо подобранная труппа, колючки были
так плотно подогнаны к телу, что кровь стекала струями по их запыленным
худощавым телам, что указывало на то, что на постановку спектаклей они
денег не жалеют. С флангов оркестра танцевали клоуны, жонглеры, маги
рангом поменьше, жонглеры с лентами, престидижитаторы.
Последний плакальщик, древний старик в шрамах, с особенно
многочисленным и неуклюжим кустистым собранием колючек, шел впереди
паровой машины, которая тащила сцену. Эта машина была выполнена в форме
скарабея, украшена рельефно отлитой сталью, и под ней вертелись колеса в
рост человека, усеянные спицами.
Сцена, которую машина волокла, была отделана сверкающими гобеленами с
металлической нитью, на которых были вытканы сцены из фараонских мифов. На
центральной платформе был установлен роскошный позолоченный саркофаг,
резные узоры представляли различных зверей, демонов и многих богов
Фараона, богов искупления и воскрешения. По четырем углам сцены стояли
члены труппы с фениксом. Каждый старался стоять в ритуальной позе,
насколько это позволяло качанье и подскакиванье сцены. Трое были людьми в
годах, в ярких костюмах старших фокусников, одна - молодая женщина
неземной красоты. У нее была бледно-оливковая кожа и черные с медным
отливом волосы фараонской знати, на ней было льняное одеяние будущего
феникса. Когда сцена, дергаясь, проехала мимо, она посмотрела прямо на
Руиза Ава, потом ее взгляд скользнул мимо, невидящий и безликий.
Он понял, что на секунду перестал следить за тем, чтобы его лицо
изображало безумную улыбку - она пропала с его черт.
За сценой топали три толстых доктора, они должны были
засвидетельствовать смерть. Через плечо у них были перекинуты выдубленные
шкуры огромных ящериц арройо, черепа и зубастые верхние челюсти ящериц
были надеты на их головы как шапки. Это символизировало их профессию,
чреватую случайностями и неожиданностями, хотя Руиз предполагал, что
костюм был еще и жестом профессионального достоинства. Ящерицы
обеспечивали им много пациентов.
Руиз Ав наклонил голову и уставился на свои грязные босые ноги.
Информационное погружение дало ему некоторое представление о том, что
последует дальше. Он неохотно присоединился к толпе, которая просачивалась
на площадь.

Низа, бывшая любимая дочь царя, сосредоточилась на своем равновесии,
когда сцена, нервно дергаясь, потянулась к Площади Искусного Страдания,
силой воли прогоняя прочь все мысли, загнав свое сознание в отдаленный
золотистый уголок души, не чувствуя ничего, кроме пульсации жизни в жилах.
Наркотик облегчил это. Она вспомнила, как аптекарь приготовил для нее
зелье, растворяя красные гранулы в бледном вине. Он с церемонным видом
вручил ей бокал, и в его выцветших глазах старика она прочла сразу и
зависть, и сострадание.
С этой минуты у нее были только отрывочные воспоминания, словно сны
или кошмары человека, спящего беспокойным сном.
...Костюмеры, которые растерли ее душистыми маслами, пока она
пассивно стояла, подняв руки, закрыв глаза, и чувствовала на своем теле
прикосновение их рук, ласкающее, дразнящее...
...Фломель, который помог ей подняться на сцену, его темные глаза
горели на узком лице. Он притянул ее к ее предназначенному месту на сцене,
словно она не шла, а летела по воздуху. "Ты будешь великолепна!" -
прошептал Фломель, взяв ее лицо в свои чуткие, длинные пальцы.
...Жара, пыль, запах людей на улицах, узких улочках Биддерума, вонь
свалок из пастей переулков. Она дышала всем этим, словно это были самые
лучшие благовония, наполняя себя этими ощущениями в последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111