Мун снова погрузился в самоопрашиванье. Его рука дописала до «розов, как жемчужина в ухе купающейся красавицы китаянки», когда его память отказала.
Толпа на углу, загнанная и освобожденная капризом уличного движения, двинулась было через дорогу, но отступила перед массивной надменностью кареты, запряженной парой лошадей, и Муну пришлось приостановить опрашиванье, чтобы подготовить лицо для признания верности масс, выстроившихся перед ним вдоль улиц; это он проделал, стерев с лица всякое выражение вообще. Девятый граф осматривался без злобы или зависти, но его внимание неосторожно привлек явно вызывающий взгляд мужчины в котелке и с длинными печальными усами. Полная дама рядом с ним, охваченная иным чувством, грузно и неуклюже рванулась из ряда в сторону кареты, размахивая чем-то белым, бросилась вперед, ее рот невнятно выдавал какое-то отчаянное сообщение, и бросила предмет – тугой рулон бумаги с болтающимся концом – в окошко, и тот ударился о стекло, а Мун заметил отчаяние на ее лице, когда ее сбило высокое колесо. Вся его напряженность вырвалась одним непрерывным вздохом.
– Если и выбирать время и место для прошений, так перед самым обедом и посреди Пэлл-Мэлл, но и самый скудоумный догадается, что ни то ни другое не годится, – заметил девятый граф, распуская прекрасный золоченый кошель, набитый невероятно сверкающими монетами, и бросая горсть денег на дорогу, где они заскакали прочь, словно перепуганные золотые рыбки.
– Слепая курица! Да она спятила! – в ужасе прокричал на козлах кучер, и лошади понесли.
– Не теряй голову, О'Хара! – крикнул девятый граф. – Поворачивай на Сент-Джеймс!
Мун повернулся посмотреть в заднее окошко. Несколько человек суетились, преследуя монеты. Мужчина в котелке и с печальными усами глупо и безнадежно бежал за каретой. Лента белой бумаги все еще разматывалась поперек улицы.
– Она не шевелится, – доложил он.
Девятый граф (нумизматических) обследовал одну из монет, проводя ногтем по желтому ребру без насечки и выискивая изъян в гладком золоте, – обнаружив его, он принялся осторожно разворачивать фольгу.
– Воспитание, – одобрительно заметил он. – Как сказал актрисе лорд Керзон, дама не шевелится. – И, сорвав золотую обертку, отправил добытый шоколад в рот.
* * *
Непринужденно сидя в седле, Д. Дж. (Долговязый Джон) Убоище спускался по склону, надвинув шляпу на лоб. В глаза бросались пистолет на левом бедре и краги из толстой кожи, защищающие джинсы, хотя это был не край кактусов. Убоище стрелял с левой руки и выглядел как человек, который прибыл издалека.
Гнедая кобыла поскользнулась, Д. Дж. качнулся в седле и пробормотал:
– Полегче, парень, полегче, – не переставая шарить глазами.
Он похлопал ее правой рукой по шее. Прикинул, что движется на восток, то есть примерно в нужную сторону.
Вдруг все его тело напряглось, а глаза сузились, глядя вперед, где в закатном свете появился скачущий в его сторону одинокий всадник. Его губы разлепились в тончайшей улыбке, а левая рука свободно повисла. Он натянул поводья и немного повернул кобылу вправо для удобства стрелковой руки.
– Тпру, парень, – пробормотал он, глядя на приближение другого всадника. – Куда направляешься, Джаспер? – спросил Убоище и приказал кобыле: – Тпру, тпру, парень.
Джаспер ткнул пальцем на запад. Он старался, чтобы дневной свет бил между его боком и правой рукой.
Д. Дж. осторожно кивнул, отпустив поводья. Расстояние между ними сокращалось, ибо кобыла шла вперед.
– Тпру, парень, тпру! – приказал он.
– Где ты был? – спросил Джаспер. Его глаза были тверды, как ружейные дула.
Убоище ткнул большим пальцем через плечо. Он сказал:
– Если ты подумываешь заскочить к некой бабенке, я знаю, что она не хочет иметь ничего общего с деревенщиной вроде тебя. – А кобыле: – Да остановись же, тупой ублюдок.
Джаспер облокотился на тугую переметную суму, и его губы разлепились в тончайшей улыбке.
– Если у тебя есть пушка, нечего палить изо рта, – сказал он, когда кобыла Убоища свела их рядом.
Убоище наклонился к нему, положив руку на тугую переметную суму.
– Я буду следить за тобой, – пообещал он через плечо.
– Меня не так трудно найти! – крикнул в ответ Джаспер.
Д. Дж. ослабил поводья, но кобыла по-прежнему шла медленно. Он пнул ее пятками в брюхо и сказал:
– Вперед, парень, мы срежем и оставим его позади, помчали.
Кобыла покорно поплелась дальше.
* * *
Из-за колючих зарослей за ней наблюдал лев. Он еще не был уверен, к тому же находился с подветренной стороны. Он припал к земле и не шевелился, только самый кончик хвоста подрагивал в траве.
Женщина, спотыкаясь, шла в его направлении, глаза красные, взгляд отчаянный, однажды она чуть не упала. Ее лицо приобрело неестественный багровый оттенок, пересохший рот разинут. Она облизнула губы и снова упала. Стоял вечер, но еще не стемнело.
То была белая женщина, не молодая и не старая, в одной туфле. Она уже не понимала, где находится. Ей хотелось пить и спать, но жажда мешала сну одолеть ее. Рот, горло, все ее тело чувствовали себя так, будто никогда в жизни не пили, и теперь годы засухи сжались в ужасающую жажду. Каждый куст был наблюдающим за ней человеком, или все наблюдающие за ней люди были кустами. Она открыла рот, чтобы прикрикнуть на них, но раздался лишь пересохший хриплый всхлип, и она не поняла, что падает, пока земля не вдарила по ней от лодыжки до щеки.
Лев лежал в десяти ярдах от нее и ждал, когда она пошевельнется.
* * *
То был смуглый человек с густыми спутанными кудрями, переходящими в бороду, он боком сидел на осле, из-под его холщового одеяния торчали босые грязные ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51