Стражники сбросили кирда и укатили, а он взял проверочный кабель и подсо
единил к контрольным клеммам. Он посмотрел на приборы. Стрелки поплясали
и успокоились, и на табло высветилось: «Деф, повреждение мозга на три четв
ерти».
Перед ним был деф. Он нагнулся, чтобы начать отсоединять его голову, и услы
шал его слова. Слова были тихими, голос прерывистый, но он слышал их:
Ц Так больно… забывать…
Слова были бессмысленны. Перед ним был деф. Кирду не может быть больно. Кон
ечно, он чувствует опасность, датчики всегда сообщат его мозгу, что тело и
ли конечность испытывают перегрузку, что что-то нажимает на них, что-то у
грожает целости, что-то мешает. «Допустим, Ц думал Четыреста одиннадцат
ый, Ц эти ощущения деф называет болью. Но чтобы было больно… забывать?»
Слова были нелепы, но что-то в них снова и снова приковывало его внимание.
Что именно Ц он не мог понять. Он уже почти полностью отсоединил искалеч
енную голову дефа. Пресс был включен. Оставалось снять голову и вложить е
е в разверстую пасть. И в ту секунду, когда он взялся за голову, он снова усл
ышал слова:
Ц Прощайте…
Он снял голову, сунул ее под пресс, нажал кнопку. Пресс легонько вздохнул,
превращая голову в лепешку, и замолк, а Четыреста одиннадцатый все еще сл
ышал тихий голос. Даже не голос, Ц а шелест его: «Прощайте».
Это было удивительно. И слова дефа, и то, что они снова и снова выплывали из
его памяти. Зачем он вспоминал этот странный, скорбный шелест? Разве он по
лучил приказ вспомнить, что говорил раненый деф на грани вечного небытия
? Нет, не получил. И потому не должен был вспоминать их, потому что кирд нико
гда не вспоминает то, что не потребно ему для выполнения приказа, или то, ч
его не требует от него приказ.
Он понял, что с ним что-то случилось. Завтра, когда они закончат проверку, н
астанет их собственная очередь получить дневной штамп. Он подсоединит с
вои контрольные клеммы, раздастся сигнал, на табло покажется: «Деф». Он по
корно начнет отстегивать запоры, а потом подзовет Шестьдесят восьмого и
ли Двадцать второго, чтобы они сунули его голову под пресс.
Он не знал, стал ли дефом или нет, но мысль о конце наполнила его смятением.
Он не хотел вечного небытия. Пусть у него было еще очень мало своего, того,
что отличало его от других кирдов, но оно было. Слова раненого дефа, которы
е слышал только он, свое смятение, нежелание впадать в вечное небытие Ц э
то было немного, но это было его, его, только его достояние, и он не хотел тер
ять его. Он не хотел отдавать это тупым животным, которые окружали его.
Он знал, что никто не должен догадываться о его тайне. Иначе Ц вздох пресс
а, превращающего его голову в лепешку. Его голову с его тайной, с его памят
ью, с шелестом слов раненого кирда, с его смятением.
В ту ночь он еще раз нарушил закон. Закон гласил, что каждый кирд, не выполн
яющий приказ и находящийся в своем загончике, должен впасть во временное
небытие.
Он не выключил свое сознание. Он думал, в мельчайших деталях воссоздавая
в своей цепкой памяти процедуру проверки голов на стенде. Он не хотел веч
ного небытия, он не хотел, чтобы пресс со вздохом превратил его голову в ле
пешку.
Он понимал, что его смятение бессмысленно. Ведь всю свою жизнь с момента с
оздания, когда ток от аккумулятора впервые пробежал по цепям его новеньк
ого мозга и он осознал себя кирдом Четыреста одиннадцатым, он твердо зна
л, что нужно думать только о том, о чем ты получаешь приказ думать. А так как
думать о небытии ему не приказывали, он о нем и не думал.
А может, думал он, все-таки раньше ему было лучше? Конечно, он понимал, что н
е был счастлив, когда был исправным кирдом. Но он ведь не был и несчастлив.
Он вообще ничего не чувствовал. Да, у него не было ничего своего, потаенног
о, но зато не было и страха.
Страх теперь постоянно мучил его. Бывали мгновения, когда ему хотелось к
рикнуть: «Я деф! Мне не место в вашем четком, размеренном мире. Хватайте ме
ня, срывайте с меня голову! Я устал от своей тайны!»
Но это были секундные вспышки. Их гасила ненависть.
Он думал о завтрашней проверке, о своем конце. И вдруг Ц это было словно о
зарение Ц он понял, что может замкнуть свои проверочные клеммы так, чтоб
ы остаться непроверенным. А на табло все равно появится сигнал о благопо
лучной проверке.
Утром он так все и сделал. Он стремительно становился дефом, потому что по
стоянно нарушал приказы. У него уже была целая коллекция таких нарушений
Ц от невыключения сознания ночью до избежания проверки, не говоря уже о
недозволенных мыслях и сомнениях.
И вот теперь он торопился домой, чтобы впервые оказаться рядом с тем, кого
можно было не бояться, рядом с таким, как ты.
Он вдруг сообразил, что идет быстрее, чем положено идти кирду, возвращающ
емуся после выполнения приказа. Все четыре глаза его доложили: стражнико
в не видно, никто не обратил на него внимания. Как он мог потерять бдительн
ость! Это было непростительно. Следить, следить за каждым своим шагом, рас
считывать каждый жест, обдумывать каждое слово. Попасться сейчас, когда
он шел к другому дефу, Ц это было бы особенно страшно.


* * *

Время шло, а исчезнувший пришелец не возвращался. Двести семьдесят четве
ртый вдруг ясно представил себе, как Мозг получает один, другой, третий до
клад о том, что по улицам города бродит пришелец. Мозг в своей мудрости зна
ет все. Он знает, что пришельцев изучает Двести семьдесят четвертый. Он зн
ает, что не получил от него никакого доклада о бродящем по городу пришель
це.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97