Это чрезвычайно серьезно…Маршал, похоже, на миг заколебался, ко потом решился и спросил:— Господин де Пардальян, как вы относитесь к королю Франции?— К королю Франции, монсеньор? А как может к нему относиться такой нищий оборванец, как я? Король — он и есть король…— Признайтесь честно, что вы думаете о государе? Клянусь, это останется между нами.Пардальян отчего-то поежился, однако смело начал:— Я с его величеством не встречался, но мне рассказывали, что он человек безвольный и мстительный, к тому же хворый и во время припадков ничего не соображает; его считают пугливым и жестоким. Таковы слухи и сплетни, монсеньор, сам я ничего утверждать не берусь. Но твердо знаю одно: такой повелитель вряд ли может рассчитывать на любовь и верность своего народа.— Если вы и впрямь так полагаете, мы с вами, похоже, договоримся. Вы человек независимый, волевой и отважный. Так для чего вам попусту растрачивать столь прекрасные свойства своей натуры на какие-то бессмысленные выходки? Примкните к людям, имеющим великую цель! Помогите им заменить слабого, злопамятного, хилого правителя другим — юным, смелым, щедрым и добрым, к тому же происходящим из знатного рода. Такой государь, стремясь прославить свое имя, даст возможность выдвинуться и всем своим соратникам.— Монсеньор, вы что, вовлекаете меня в заговор против монарха?— Совершенно верно, — кивнул Анри де Монморанси. — Боитесь?— Чего мне бояться? Я не испугался даже вас, а других не страшусь и подавно…Маршал де Данвиль усмехнулся, восприняв слова Пардальяна как тонкий комплимент.— Так почему же вы колеблетесь? Вам не нужно будет ввязываться в само это предприятие. Вы займетесь другими делами.— Растолкуйте-ка получше, монсеньор.— Так знайте же, Пардальян: я один из заговорщиков и в любом случае от наших замыслов не отступлюсь. Но если нас постигнет неудача, я вынужден буду защищать свою жизнь. И я хочу, чтобы кто-то охранял меня, тогда я смогу действовать более свободно и уверенно.— Думаю, я понял вас, монсеньор. Вы желаете, чтобы я сыграл роль клинка, разящего без промаха. И никто не должен догадаться, чья рука орудует этим клинком.— Отлично сказано! Так вам нравится мое предложение?— Признаюсь, что оно кажется мне довольно занятным.— Какое вознаграждение потребуете?— Никакого, лишь деньги на расходы, которые возникнут в связи с моими новыми обязанностями.— Я буду ежемесячно выплачивать вам по пятьсот экю, этого хватит?— Более чем. Но это содержание, монсеньор, а вы посулили мне награду.— Если вы ничего не хотите для себя, значит, желаете, чтобы я вознаградил какое-то иное лицо. Кто же это?— Мой сын.— И что я должен для него сделать?— Если мы потерпим поражение, ему передадут сто тысяч ливров.— А если нас ждет успех?— Вы имеете в виду — если коронуется ваш ставленник? В этом случае, монсеньор, денег не понадобится, однако, полагаю, место лейтенанта королевских гвардейцев будет хорошим подарком сыну вашего преданного слуги. А лейтенанты быстро превращаются в капитанов…— Сто тысяч ливров я вручу вам немедленно, — заявил маршал. — А вот насчет лейтенанта мне придется поговорить с моими друзьями.— Спасибо, монсеньор. Пока довольно и вашего обещания. Когда я должен появиться в Париже?Маршал на миг задумался.— Видимо, месяца через два. Раньше мы ничего важного не предпримем. Итак, в начале апреля приходите в мою резиденцию.— Хорошо, монсеньор, возможно, я прибуду даже в марте.— Не нужно! До назначенного срока вам лучше в столице не показываться. А как только приедете — тут же ко мне, никуда не сворачивая и ни с кем не разговаривая!— Как скажете, монсеньор. Появлюсь ночью, в самом начале апреля.— Вот и отлично! Каковы ваши ближайшие планы?— Пошатаюсь месяц-другой вокруг Парижа.— У вас есть деньги?Не дожидаясь ответа, маршал де Данвиль кликнул лакея и что-то шепнул ему. Тот удалился и вскоре вновь вошел в комнату с тяжелым кошельком в руке, который и положил на скатерть перед Пардальяном.— Ага! Это, стало быть, десерт! — оскалился ветеран. — Давненько я таким не баловался.Все обсудив, сотрапезники отправились спать: Монморанси — на мягкие пуховики, а Пардальян — на сеновал, где и устроился со всеми удобствами. Пролетел час; весь постоялый двор погрузился в сон, но наши знакомые все еще бодрствовали.— Полагаю, я провернул сегодня удачную сделку, — размышлял маршал. — Герцог Гиз озолотил бы воина!А Пардальян-старший думал только о сыне:— Разумеется, я рискую жизнью, зато Жан будет уважаемым и состоятельным человеком… XXXIIIУЗНИЦЫ Пришла весна. В начале апреля Пардальян-старший — совершенно не похожий на себя в новом костюме — заспешил в столицу. Его сын в это время разыскивал Франсуа де Монморанси, а Жанна с Лоизой томились в плену, запертые в комнатах дворца Мем. Мать и дочь провели там уже две недели.В один из этих дней хмурый маршал де Данвиль нервно мерил шагами огромный зал на втором этаже своего дома. После того, как Анри увидел Жанну, его вновь охватили те же чувства, что и шестнадцать лет назад. Взглянув на нее, он убедился, что все еще любит эту женщину.— Почему меня так потрясла встреча с ней? Почему меня терзает страсть, которую я, казалось бы, давно вырвал из своего сердца? Неужели я по-прежнему люблю Жанну?.. О нет, не по-прежнему, а гораздо более пылко, чем раньше…Стук в дверь заставил маршала де Данвиля вздрогнуть. В зал вошел лакей, который сопровождал Анри в Пон-де-Се.— Монсеньор, — сообщил он, не дожидаясь позволения хозяина, — плохие новости. В Париж прибыл ваш брат.Анри де Монморанси побелел.— Я случайно столкнулся с ним на улице, — объяснил лакей, — и двинулся следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166