-Как мне помогли ваши экю! Надеюсь, хотя бы тут обойдется без пожара!Заведение выглядело очень прилично: на полках сверкала начищенная оловянная и медная утварь; глаз посетителя радовали столы массивного дерева и стулья с резными спинками, внушительные глиняные кружки и бокалы. Через приоткрытую дверь кухни виднелись огромные котлы и кастрюли; в очаге пылали толстые дубовые поленья, таган и крюк над очагом уже потемнели от сажи. В общем, судя по всему, трактир Като процветал, и Пардальян-старший улыбнулся довольной улыбкой.— Неужели жалеешь о сгоревшем кабачке?— Ни минуты не жалела, сударь! Да останься я после пожара ни с чем, в одном фартуке, и то не заплакала бы… Ведь я помогла вам и вашему сыну… А господин шевалье не зайдет ко мне?— Обязательно заскочит, дорогая Като. Только зря ты ему глазки строишь… Этот молодец уже имел глупость навечно отдать одной даме свое сердце… Так что не старайся…— Что вы, что вы! Да как вам такое в голову пришло!.. Конечно, когда-то и я была хороша… а теперь, куда уж мне!..И бедняжка Като, вытащив из кармана осколок зеркала, украдкой взглянула на свое обезображенное оспой лицо и печально вздохнула, вспомнив о былом…Пардальян опустился на стул, а поскольку без дела он сидеть не любил, то сосредоточенно занялся обедом, который вызвал бы уважение Пантагрюэля.Сначала он попросил Като сделать ему омлет из пяти-шести яиц — на закуску, «чтобы размяться», как выразился старый солдат. Омлет Като готовила превосходно, и гость по достоинству оценил высокое мастерство хозяйки. Время у Пардальяна еще было, и старик занялся жареным цыпленком, с которым расправился на удивление быстро. После цыпленка пришла очередь горшочка с вареньем. Естественно, не обошлось без пары-тройки графинов доброго вина. Вот так провел Пардальян-старший два часа в ожидании шевалье. Из-за стола он вышел, чувствуя себя сильнее библейского Самсона и проворнее собственного сына. Хороший обед настроил ветерана на воинственный лад.Вдруг на улице заиграли армейские трубы. Пардальян пристегнул шпагу, надвинул шляпу с черным пером на левый глаз, подкрутил ус и вышел на Монмартрскую улицу, где и гремели фанфары. Като он сказал, что часок погуляет.— А-а, вы решили поглядеть на его величество? — оживилась Като.— Нет, я даже не знал… Стало быть, трубачи возвещают о торжественном выезде короля Карла?— Именно так, сударь, король будет приветствовать королеву Наваррскую с сыном; с ними едет целая куча гугенотских дворян — хотят мириться с католиками!— Замечательно, а то я уж подумал, не войну ли объявили. Пойду полюбуюсь доспехами и вооружением эскорта!С этими словами Пардальян покинул кабачок и быстро зашагал по Тиктонской улице, а потом свернул на Монмартрскую. Здесь уже толпилось множество людей, и Пардальяна притиснули к стене дома.Какой-то юный проныра предложил ему табурет:— Сударь, желаете увидеть его величество короля, нашего всемилостивейшего повелителя, и ее величество королеву Екатерину в золотой карете, да еще герцога де Гиза с придворными? Всего одно су, сударь, — и вы все отлично разглядите.Пардальян кинул пареньку монетку и влез на табурет. Он стоял как раз у запертой двери дома. Пардальян поднял голову и сразу заметил, что все окна в доме были плотно закрыты, в то время как из соседних зданий на улицу глазели десятки парижан.Приподнявшись над толпой, Пардальян получил возможность любоваться торжественным приближением королевского кортежа. Громко звонили колокола всех парижских храмов, а у Лувра гремел артиллерийский салют.Первыми шли вооруженные горожане, врезаясь в толпу с криками:— Расступись! Дорогу, дорогу его величеству!За ними маршировали роты солдат с аркебузами и протазанами, потом два ряда конных трубачей, затем королевские гвардейцы.За гвардейцами ехала великолепная золотая карета, крышу которой венчала громадная корона. В экипаж была впряжена дюжина лошадей. Их убранство тоже сверкало золотом; каждого коня вел под уздцы здоровенный солдат-швейцарец. В глубине экипажа виднелось мертвенно-бледное лицо Карла IX.Король, как всегда, был одет в черное и с опаской посматривал на ревущие толпы парижан, которые плотной стеной стояли по обеим сторонам улицы. Место слева от него занимал Генрих Наваррский. Он весело махал рукой сбежавшимся парижанам, а дамам расточал пленительные улыбки.За каретой короля двигался второй, тоже весь вызолоченный экипаж. Он вез Екатерину Медичи и Жанну д'Альбре. Королева-мать то милостиво кивала своим подданным, то сладко улыбалась Жанне д'Альбре.Ах, эта любезная улыбка Екатерины Медичи! Чем-то королева напоминала паука, удовлетворенно созерцающего бабочку, которая запуталась наконец в его паутине… Иногда в глазах Екатерины вспыхивала злобная радость; королева-мать нежно сжимала руку сидевшей рядом Жанны д'Альбре, словно боясь, что жертва в последний момент ускользнет…А Жанна д'Альбре выглядела спокойной и довольной. Она думала только о своем сыне. Что бы ни случилось, считала королева Наваррская, брак с Маргаритой Французской усилит позиции Генриха в борьбе за власть. Но смутное предчувствие не оставляло Жанну д'Альбре. Ей все время чудилось приближение ужасной опасности. Однако эта женщина, приняв решение, не отступала от него уже никогда.А толпа вокруг приветствовала Екатерину Медичи.— Да здравствует королева! Да здравствует месса! — завопил кто-то.Крик тут же подхватили, и он прокатился по улицам, суля гугенотам недоброе.Королевский кортеж двигался к Лувру. За каретами их величеств верхом на прекрасном коне скакал герцог Анжуйский. Справа от него ехал невозмутимый седобородый Колиньи, слева — младший брат короля, герцог Алансонский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166