Они и в самом деле могут меня сцапать. Я этого просто не переживу.
– Папочка, даем тебе десять секунд на размышление. Иначе прощай навеки.
– Лучше зоглашайзя, дорогой. Она не шутит. И я тоже!
– Десять... девять... восемь...
– Вы что, смеетесь! – крикнул я. – Да вы ж меня на Луну запулите. Или убьете. Засаду устроите...
– Земь... шезть... пять...
Они даже считали по очереди.
– Послушайте, не могу же я выскочить, размахивая фалдами своего китайского халата. Появиться на улице в таком виде – это десять лет заработать. Да особенно на улицах Голливуда. О господи!..
– Четыре...
– Но...
– Три...
– Но...
– Два...
– Ну...
– Один!
– Не кладите трубку! Я выезжаю!
– Поторопись, Шелл.
– Да, дорогой, поторопизь.
Это были последние слова, которые я услышал. Я положил трубку, схватил ключи от машины и выскочил за дверь.
Может, они свихнулись. Может, свихнулся я. Может, они собрались зло и жестоко подшутить надо мной. Запрут, например, дверь и будут смотреть в окно и хохотать как безумные.
Или, может...
Я вскочил в машину, включил зажигание и вылетел из гаража на аллею, а потом на улицу. «Что бы ни случилось, – думал я, – это – жизнь, дружище, и если хочешь жить, время от времени приходится рисковать».
А если речь идет о такой прелестнице, как Зина Табур, которая в одну-единственную ночь способна доставить удовольствия всей «Тысячи и одной ночи», или о такой соблазнительной красотке, как Сильвия, которая, родись она эскимоской, растопила бы на Аляске все иглу? В общем, рисковать.
Свернув на дорогу, ведущую к Зине... и Сильвии, я взглянул на утреннее небо и был поражен его красотой. В рассветной сероватой дымке оно сияло всеми оттенками алого, розового, багряного и фиолетового.
Такие великолепные восходы – одна из достопримечательностей Южной Калифорнии.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65