Этот спесивый болван готов был выпустить тебе кишки, и, если бы не она, он так бы и сделал. Так что будь мужчиной, уведи ее из этого города.
Марк как-то сник, видимо, понял, что в этих спокойно произнесенных словах большая доля правды. Опустив кулак, он пошел к сундуку.
– Простите его. Он слишком горд, ему не нравится, когда я опекаю его, словно мать, – объяснила Джоан. – От всего сердца благодарю вас, – и пошла за Марком.
Каменщик последовал за ней.
– У вас больше никого нет?
– Нет.
Святые угодники! Да, у них больше никого не было. Ей казалось, что на всем белом свете не найти более одиноких душ, чем они с Марком.
Марк сложил посуду на землю и открыл сундук. Рядом дожидалась своего часа груда тряпья, но он и не подумал прикоснуться к ней. Гордость не позволяла ему заниматься тем, что он считал ниже своего достоинства, и Джоан уже не спорила с этим.
Опустившись на колени, она принялась заворачивать посуду, чтобы та не побилась в дороге. Джоан была потрясена, заметив, что каменщик опустился на колени рядом с ней и начал помогать. Ощущение исходившей от него силы приводило ее в замешательство, а тепло его близости каким-то непонятным образом волновало и в то же время успокаивало ее.
Руки каменщика бережно подняли чашку и завернули ее в старую тряпицу. Джоан не хотела, чтобы он касался этих жалких грязных лохмотьев, которые могли поведать ему об их нищенской беспросветной жизни. Вдруг, непонятно почему, она подумала, что лучше умереть, чем позволить ему жалеть себя.
– Ты продала еще одну статуэтку, – заметил он, осторожно положив в сундук миску, принятую из рук девушки.
Она кивнула, быстро заворачивая последнюю чашку.
– Я попросила за нее шиллинг, как вы и посоветовали. Вы были правы, мне заплатили.
Риз улыбался, глядя на нее сверху вниз. Она почувствовала, что заливается румянцем под его проницательным и немного лукавым взглядом, и еще больше покраснела. Руки внезапно отказались слушаться ее, и чашка, выскользнув из своей обертки, скатилась по коленям и упала на землю.
Он взял тряпку и быстро завернул чашку. Поднявшись, протянул ей руку, предлагая помочь встать.
Джоан смотрела на эту руку, и непонятная грусть заполнила ее сердце и сжала горло. Это был просто жест вежливости, но ни один мужчина не оказывал ей даже такой незначительной любезности уже долгие-долгие годы.
Она оперлась на его руку и легко встала. Ее пальцы ощутили сухое тепло его ладони, загрубевшую кожу. Его одежда не была похожа на одеяние каменщика, но у него были сильные руки и широкие плечи. Он был высоким и сухопарым, в его движениях чувствовалась недюжинная сила.
Марк поднял сундук, и они направились через площадь. Каменщик шел рядом с Джоан.
Она не хотела, чтобы он следовал за ними. Его участие пробуждало болезненные воспоминания, которые нельзя было вызывать из прошлого. Та жизнь канула в Лету и никогда не вернется. Его внимание напомнило Джоан о прежних временах, когда ее всегда кто-то защищал, когда никто не ждал, что она будет сильной, никто не осмеливался смотреть на нее с вожделением. Каменщик бередил ее душу, к ней возвращались сентиментальность и тоска по прежней жизни. Слишком большая роскошь – пользоваться его добротой. Она не могла себе этого позволить.
– Мой брат поможет мне. Еще раз благодарю вас, мастер… – она поняла, что не знает его имени.
– Риз.
– Благодарю вас, мастер Риз.
Это прозвучало как прощание, но он не уходил.
– Вы не обязаны провожать нас. Мы и так очень сильно вас задержали.
– И все-таки я провожу вас до стен города. Эти оруженосцы могли захотеть отомстить за свою попранную честь, а они не очень-то разборчивы в средствах.
Она снова вспомнила об опасности, которой подвергся Марк, вспомнила, как Риз смело пришел на помощь. Но она резко прервала ход своих мыслей, – в мозгу всплыли подробности, которым она тогда не придала значения, может быть из-за страха.
– Этот оруженосец вел себя так, словно знает вас, – заметила она.
– Я видел его в Вестминстере.
– Вы там живете?
– Я живу в Лондоне, но по долгу службы мне часто приходится появляться во дворце.
Ее сердце гулко застучало, предостерегая об опасности.
– Вы сказали, что расскажете обо всем его хозяину. Это была пустая угроза?
– Я встречаю Мортимера довольно часто. Если бы я хотел заговорить с ним, думаю, он бы выслушал меня.
Риз сказал это без хвастовства. Джоан задала вопрос, а он просто на него ответил.
– Вы на него работаете?
Непроизвольно в ее голосе прозвучал упрек. Джоан опять охватил внезапный приступ беспричинной ярости. Он помог ей, и она должна быть благодарна, кем бы он ни был, кому бы ни служил, но пережитый давным-давно ужас вновь овладел ею.
Каменщик наклонил голову, чтобы рассмотреть ее лицо. Стальной блеск снова появился в его глазах.
– Да.
– Вы работали в его крепостях? Над укреплениями? Вы чините стены главных башен, которые он разрушает, обворовывая королевство?
– Едва ли. Для крепостных стен не нужна ажурная работа и уж тем более статуи.
– Но вы все равно служите ему так же преданно, как его рыцари и лучники?
– Я служу короне.
– Корона у его ног.
– Тот оруженосец был прав, женщина. Ты слишком много говоришь.
– Это единственная привилегия нищеты – свобода говорить, поскольку мое мнение совершенно никого не интересует. По крайне мере, я не служу лакеем у мясника, как тот оруженосец.
И вы.
Он услышал последние слова, хотя она и не произнесла их вслух. Его лицо окаменело от оскорбления, но он промолчал.
Его присутствие больше не утешало и не защищало, скорее, наоборот. Если он вращается при дворе, то опасен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116