Всю обратную дорогу до дома, в продолжение всей их ужасной перепалки она и виду не подавала, что напугана, что панически боится за Марка. Хуже того, она заново переживала все то, что было связано со сделкой. Риз ни на минуту не сомневался, что сэр Ги, не задумываясь, разбередил затянувшиеся раны и, вероятно, намеревался нанести новые.
Она должна была рассказать ему, должна была позволить ему помочь. Неужели Джоан сомневалась в нем? Неужели думала, что он сбежит от опасности и оставит ее одну? Неужели могла решить, что, узнай, кто она такая и что ей грозит, он бросит ее ради спасения собственной шкуры?
Черт побери, она должна была рассказать ему! Если не несколько недель назад, то хотя бы сегодня.
Вертикально стоящая планка верстака закрывала от него дом. Сегодня рано утром он вышел в сад и закончил свою святую. Теперь она, исполненная спокойного величия, терпеливо ждала своего часа, – часа, когда он отвезет ее в церковь, где она встанет у входа и будет спокойно взирать, как сменяют друг друга поколения.
Как всегда в своей жизни он, чтобы утешиться, решил прибегнуть к своему ремеслу. Риз встал и снял холст с камня. Черная колонна в сгущающихся сумерках, фигура святой высотой почти в рост человека, неясно вырисовывалась на фоне неба. Он пробежал пальцами по лицу, которое сегодня отшлифовал, хотел убедиться, что поверхность больше не нуждается в полировке.
Его руки замерли. Оставаясь в темноте слепым, он почувствовал больше, чем когда-либо видел. Скользнул пальцами ниже, очерчивая нос, скулы, губы, подбородок. Эти прикосновения вызывали мучительные воспоминания о том, как он ласкал это лицо раньше, множество раз, охваченный то страстью, то нежностью. Но не холодный камень, а бархатистую плоть, пульсирующую жизнь.
Святая Урсула, непорочная мученица. Дочь маркграфа, женщина благородной крови. Он высек ее в богато украшенных одеяниях, как подобало ее положению, и наделил гордостью и лицом знатной дамы, которую близко знал.
Он задержался пальцами на ее губах, и под его рукой они показались почти живыми. А ты знаешь ее? Его сердце знало. Его душа, все его существо видели все. Правду о ее происхождении, о том, что она потеряла, за что боролась. Это подсознательно вело его резец. Его руки выразили то, что разум отказывался признать. Он отказывался понимать, как безнадежна его любовь.
Она должна была рассказать ему. И она рассказала. На самом деле она никогда не скрывала от него свое знатное происхождение. В первый же раз, когда он увидел ее на рыночной площади, оно было заметнее, чем ее оборванное серое платье.
Какой-то неясный звук прервал его размышления. Он взглянул через плечо, затем повернулся: еще одна черная тень стояла в сгустившихся тенях возле дома, еще одна женская фигура, неподвижная и прямая, стояла перед ним, но она была не из камня. Страх, волнение и облегчение не исходят от мертвого материала.
Джоан не исчезла, не ушла.
Он не знал, что сказать ей. Она не верила ему, а он не мог ей помочь, пока она не поверит. Но даже тогда его вмешательство могло принести с собой больше неприятностей, чем помощи. В самом деле, она будет в большей безопасности, если просто снова исчезнет вместе с Марком.
Он понял, что не должен ничего говорить, потому что это не имело значения. Она уже сделала свой выбор, бежала от прошлого в будущее, но ни в одном из времен не было места для него.
Она не ушла. Но очень скоро она уйдет навсегда.
Он знал.
Это сквозило в его позе, его молчании, в том, как он смотрел на нее. Джоан не могла разглядеть его лица в темноте, но она не сомневалась, что эти пронзительные синие глаза сверкали оттого, что теперь он знал, как она обманула его.
Она бы многое отдала за то, чтобы Риз никогда не узнал, но было поздно. Он смотрел на нее иначе. Нет, не с внезапным почтением или сдержанностью: Риз не считал знатных господ кем-то лучше себя. Не потрясение или испуг исходили от него и волнами накатывали на нее – какая-то горечь, признание и сожаление, смирение и, может быть, отчасти гнев.
Он стоял как мужчина, который спокойно принял тот факт, что напрасно терял время.
– Ты не ушла.
Она нахмурилась. Похоже, он не спешил вернуться, рассчитывая, что не найдет ее здесь, когда придет.
– Я думала, что уйду, но не смогла найти Марка. Он должен скоро вернуться, и мы сразу же покинем твой дом…
– Я рад, что ты не ушла.
Он не лгал, и у нее отлегло от сердца. Она тоже была рада, что не ушла, хотя теперь ей будет гораздо труднее. Гораздо труднее.
– Иди посиди со мной, пока мы будем ждать твоего брата, Джоан. Она подошла, и они сели рядом на скамью. В последний раз она наслаждается, чувствуя его рядом, ощущая исходящее от него тепло и силу. Она была рада, что несколько последних мгновений они проведут здесь, в саду, на скамье, на том самом месте, где они пережили самые сокровенные мгновения, где испытали единение душ.
– Сколько у тебя времени до того, как он начнет вас искать? Да, он знал. Обо всем догадался.
– Один день. К тому времени мы уже будем далеко от города.
– Куда вы пойдете?
– На север.
– Позволь мне отвести тебя к Эдуарду. Вместо того чтобы снова бежать, пойди к королю и потребуй восстановления той справедливости, которой ты так страстно жаждешь.
– Я не могу так рисковать. Стоит мне войти в Вестминстер, и я никогда не увижу короля. А даже если бы мне и удалось с ним встретиться, он вряд ли сможет мне помочь. Он всего лишь марионетка в чужих руках, реальная власть принадлежит не ему.
– Так будет не всегда, обещаю тебе.
– Может быть, но сейчас это так. Если Эдуард когда-нибудь заявит о своих правах, я буду первой в очереди просителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116