Сначала это будет шокировать, потом все привыкнут и перестанут обращать внимание, После этого начнется плюрализм в одежде, и женщины смогут выбирать длину платьев сообразно своему вкусу и красоте ног.
– А как же нравственность?
– Нравственность останется, только станет иной.
– А мне кажется, ваш мир скатился в пропасть!
Расстроенная Софья Аркадьевна ушла, и я опять вернулся к Суворину.
Однако, читать мне снова помешали. Теперь в библиотеку явилась Наталья Александровна с лицом вытянутым не менее, чем оно было недавно у ее маменьки.
– Василий, извините, Алексей Григорьевич, скажите, это что, мистификация?
– В смысле? – не понял я.
– Откуда вы взялись, и что вы за люди?!
– Вам что, тоже не понравилась Ольгины тряпки? – вопросом на вопрос ответил я.
– При чем здесь, как вы выражаетесь, тряпки! Я ничего не имею против ее странного русского языка, я даже понимаю, что одежда может быть не только такой, которую носим мы, но то, как Ольга Глебовна говорит о народе, об отношениях между мужчинами и женщинами – это просто чудовищно!
– Вот вы ее и просветите, – легкомысленно посоветовал я. – Вы же собрались просвещать наш темный народ, просветите его грамотную часть.
– Но, но… Ольга Глебовна не скрывает, что находится… – Здесь Наталья Александровна надолго замолчала, подбирая слова, потом начала краснеть и с трудом докончила фразу. – … в определенных свободных отношениях с этим странным старым человеком, господином Гутмахером!
– А вам-то какое до этого дело, – рассердившись на революционерку, не очень любезно оборвал я ее морализаторство. – Вам что до того?! Вы для чего пошли в революцию? Бедные крестьяне вас очень волнуют? Или вы хотите избавиться от опеки родителей? Кем вы вообще собираетесь стать, Верой Фигнер или какой-нибудь Коллонтай?
– А откуда вы знаете этих женщин? – совершенно неожиданно повернула разговор Наталья.
– Не помню, в школе по истории проходили. Фигнер, кажется, была народоволкой, а Коллонтай как-то связана с революцией, и еще она, – вспомнил я, – первая женщина-посол…
– Александра Михайловна Домонтович?
– Какая еще Домонтович? Я такую не знаю.
– Это девичья фамилия Александры Михайловны, – пояснила Наталья. – Вы же говорили об Александре Михайловне Коллонтай? Мы с ней хорошо знакомы.
– Насчет того, как звали ту Коллонтай, я ничего сказать не могу, – покаялся я. – Может быть, и Александра. Я помню только, что в революции было несколько известных баб, извините, женщин, она одна из них.
– Вы не представляете, как это интересно! – загорелась Наталья Александровна. – Неужели наша Шурочка сделалась так известна?! Хотя, безусловно, это именно она. Шура – великая женщина! Вы знаете, что в шестнадцать лет Александра Михайловна сдала экзамены за курс мужской гимназии!? А какие блестящие статьи она пишет в европейских газетах!
– Увы, я просто не в курсе дела. Давайте лучше спросим у Гутмахера, он жил в советское время и должен знать точнее. Мое поколение революцией не очень интересуется, понятно, кроме фанатов-отморозков.
– Кого? Что значит слово отморозки? – не поняла она. – Это те, кто обморозился?
– Нет, это новое выражение, его можно перевести, как глупый фанатик какой-нибудь идеи или личности. От безделья тинейджеры придумывают себе кумиров и им поклоняются. А самые тупо упертые считаются отморозками. Есть фаны звезд, направлений в моде, даже революции. От безделья придумывают себе развлечения и маются дурью.
– Что придумывают? – опять не поняла Наталья.
– Молодые люди, особенно в подростковом возрасте, – насмешливо объяснил я, – придумывают себе развлечения и заодно ищут врагов. У нас же главное, «кто виноват», а потом уже мы начинаем думать, «что делать». Поэтому одни бреют головы и считают своими главными врагами инородцев, другие надевают сарафаны и во всем винят помещиков или губернаторов.
– Вы говорите обо мне? – поджав губы, спросила народница.
– И о вас тоже, – прямо ответил я. – Я и в нашем времени с такими, как вы, встречался. У нас ведь тоже есть революционеры, которые горят желанием переделать общество.
– Я уже поняла, что вы за человек и не собираюсь с вами дискутировать. Вы обычный ретроград! Лучше расскажите все, что знаете про Александру Михайловну!
Я, признаться, больше того, что уже сказал, ничего о ней не знал. Но Наталье Александровне слишком загорелось выяснить все подробности про свою знакомую, и мы тут же отправились в диванную комнату, где дым уже стоял коромыслом, и генерал с профессором (за ликерам и уже без кофе) решали судьбы России.
– Аарон Моисеевич, вы что-нибудь слышали о Коллонтай? – спросил я с порога.
Гутмахер, отвлеченный от геополитических проблем, удивленно посмотрел на меня. Александр Иванович отреагировал раньше него:
– Вы говорите про Александру Михайловну? – спросил он о известной революционерке без восторга, который недавно продемонстрировала его дочь…
– А что я должен про нее знать? – не дав ответить генералу, спросил меня профессор.
– Ну, хотя бы, как ее зовут.
– Так Александр Иванович сказал, Александра Михайловна.
– Выходит, она самая, – порадовал я Наталью и пояснил Гутмахеру. – Наталья Александровна с ней знакома.
– С ней все знакомы, – опять вмешался хозяин. – Дом ее батюшки с нами соседствует в Петербурге. А что, Александра Михайловна такая известная личность, что про нее помнят в будущем? Признаться, никак не ожидал-с.
– Вот, папа, ты всегда так, а Саша, оказывается, великий человек, она стала первой женщиной-дипломатом!
– Это что, правда? – спросил генерал, до предела поднимая удивленные брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94