– А куда делся Арик? – поинтересовалась у меня Ольга.
– Пьянствует с генералом в диванной, – ответил я.
– Нет, ну что вы, мужики, за люди! – возмутилась она. – Не успеешь на минуту оставить без присмотра, как тут же что-нибудь выкинете. И сильно надрались?
– Есть маленько. Учат молодежь жить.
– Шур, ты тут с Лешей сама разберись, а я пойду их разгоню. Ему же пить нельзя ни грамма!
Не успели мы с Александрой Михайловной возразить, как верная подруга начинающего алкоголика выскочила из комнаты. Между нами должна была наступить смущающая пауза, но я ее предотвратил и взял быка за рога:
– А вы брючный костюм еще не мерили? – самым невинным тоном спросил я Коллонтай. – Вам должно очень пойти. В наше время половина женщин носит брюки.
– Я боюсь сама не справиться, – растеряно ответила Александра Михайловна, – лучше будет подождать Ольгу.
Мне такой вариант показался неинтересным, и я предложил:
– Я вам с удовольствием помогу.
– Ну что вы, вам это будет неприятно!
– О чем вы говорите, напротив, любоваться вами – наслаждение, я никогда еще не видел таких красивых женщин! – нагло соврал я. – Позвольте, я расстегну у вас на спине молнию.
– А почему, собственно, эти застежки называются молниями? – поинтересовалась Александра Михайловна, пока я тянул колечко.
Ответить я не успел, расстегнутое до самого низа платье разошлось на спине. Я, помогая его снять, просунул руки ей под мышки и случайно мне в ладони попали две горячие груди с набухшими, твердыми сосками. Мы оба замерли, так, как будто ничего не случилось, а потом я, как бы машинально, начал пальцами ласкать нежную кожу. Коллонтай прижалась ко мне голой спиной и закинула назад голову. Я наклонился и поцеловал ее жаркие, сухие губы. Она оттолкнула меня, высвободилась, потом повернулась ко мне лицом и охватила шею руками. Я прижал ее к себе и снова впился в ее полуоткрытый рот. Нас обоих начала бить нервная дрожь. Не выпуская отвечающих губ, я гладил ее спину.
– Только не здесь, – хриплым шепотом сказала она, решительно от меня отстраняясь. – Сюда могут войти.
Но мне уже трудно было остановиться…
– Ты… – произнесла она, и я напрягся, ожидая обычного, старозаветного девичьего заклинания: «Перестанешь меня уважать», но ошибся.
– Ты, – повторила она, – сумасшедший, у нас вся ночь впереди…
– Ты останешься ночевать? – спросил я, шепча в самое ухо, отчего у нее щекотно зашевелились на шее волосы, и она нежно потерлась ей о мои губы.
– Зачем, мы поедем ко мне, – неожиданно спокойным голосом ответила она. – Помоги мне одеться. Сказать, что я сумел ей в этом оказать большую помощь, было бы преувеличением, скорее наоборот, своей помощью я только мешал, Однако, Александра Михайловна не протестовала ни против нежного покусывания своих плеч, ни против моих вездесущих, все время что-то ищущих рук. К счастью, нас не беспокоили, и одевание ее в собственное белье и платье затянулось почти до ужина. Я лишний раз восхитился старорусской вежливостью – никто не ломился в нашу закрытую дверь,

После затянувшегося ужина Александра Михайловна как бы между прочим сказала, что ей страшно одной возвращаться домой. После возникшей небольшой паузы, я вызвался проводить ее до дома. Случилась неловкость, которую попыталась сгладить Софья Аркадьевна, нарочито громко заговорив о погоде. Однако, замять инцидент у нее не получилось, Наталья Александровна вспыхнула и низко склонилась над пустой тарелкой, Александр Иванович досадливо крякнул, а Ольга залилась смехом, не имеющим к словам хозяйки о капризах погоды никакого отношения…
Провожали нас довольно сухо. Мать с дочерью сразу же после ужина ушли к себе в комнаты, Александр Иванович заботливо пестовал все еще пьяного Гутмахера и довольно коротко с нами простился.
Мы с Коллонтай вышли к ее поданному крытому экипажу и тут же очутились в его темном простывшем чреве. Я сразу же набросился на Шуру и начал искать ее губы, которые тут же нашлись и, как говорится в таких случаях в плохих старых романах слились в долгом, страстном поцелуе.
Холодный, пронизывающий ветер гнал над дорогой мелкий, колючий снег. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Каучуковые колеса мягко прыгали по замерзшим рытвинам проселочной дороги, и наш возок мерно раскачивался на мягких рессорах.
– Ты не осуждаешь меня за то, что я так сразу согласилась поехать с тобой? – спросила меня революционерка после того, как, нацеловавшись всласть, мы немного сбавили темпы сближения.
Насчет того, что она «согласилась», Шура была не совсем точна, она не согласилась, а сама предложила мне поехать к ней, и в этом была значительная разница. Поэтому я не ответил, только сильнее прижал ее к себе и поцеловал шепчущие губы. В меня словно вселился бес. Не могу сказать, что я так вдруг, без памяти, с первого взгляда влюбился в эту женщину. Бесспорно, в Александре Михайловне многое было привлекательно, но не так, чтобы сломя голову мчаться с ней неведомо куда, ставя в неловкое положение и себя, и семейство Крыловых. Однако, я чувствовал себя на таком взводе, что просто не смог отказаться от такого заманчивого, сулящего многие удовольствия предложения. Слаб человек в своих слабостях!
– Прошу, не суди меня строго, – предложила развивать тему нравственности вольная революционерка, когда наши губы, в конце концов, распались по естественным причинам – нам не хватило воздуха, – такое случилось со мной в первый раз в жизни!
– Со мной тоже, – без лукавства сказал я, правда, имея виду совсем другое, чем то, что она.
Действительно, последние два часа со мной происходило что-то необычное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94