Но Клотильда, скорее всего, использует иное наслаждение, – пьет кровь из мужчин-неврастеников, запуганных мазохистов. Ее нежность – это резвость вампира, не мучающего долгим терзанием, а быстро и ловко прокусывающего пульсирующую артерию. Таких виртуозов в средние века добросовестная инквизиция отлавливала и моментально сжигала на кострах, предварительно удалив без наркоза огромные клыки и когти.
Однако нет никакого сомнения, что любая женщина и, особенно, занятая адвокатской деятельностью, обязана поклоняться только Божьей Матери. «Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, от чего отступивши, некоторые уклонились в пустословие, желая быть законоучителями, но не разумея ни того о чем говорят, ни того, что утверждают» (1-е Тимофею 1: 5-7).
На последнее заседание в судебную палату явились два забавных субъекта из больницы: оба в каких-то административных должностях. Сергеев не помнил их фамилии, но сразу же идентифицировал их прозвищами. Один числился «маленькой, серой, злобной крысой в очках»; второй уродец был прозван – "Левушкой-эпилептиком. Этот недоумок чем-то занимался в отделе кадров, постоянно отираясь около неопрятных юбок. Он, кажется, состоял в близком родстве с тухлой женщиной, по прозвищу «коломенская верста» и от души нашептывал ей проекты приказов, проходящих по отделу кадров. Именно они вдвоем и родили бездарную инвективу на Сергеева.
Маленький крыс, видимо, от природы был слабым, но злопамятным и с непомерными амбициями существом. В детстве сверстники решительно колотили его по башке, – скорее всего, за вздорность характера и склонность к предательству. Зато школьные педагоги поощряли за доносы. Умственную ограниченность он пытался компенсировать вторым высшим образованием, а это, как известно, тормозит развитие личности на уровне заурядных учебников. Крысенок, безусловно, мнил себя несгибаемым правозащитником и сверхъестественным гением.
Страшнее всего было то, что в зале суда при появлении крыса распространился тлетворный, мышиной ориентации запах. Из какого подполья он выволок свой дезодорант – одному черту известно. Мириады аллергенов и гнилостных ядов собирают такие устройства – из воздуха, почвы, бумаг. Бесспорно, именно такой запах вызывает сексуальный восторг у самок-крыс. Только почему он решил искать их в судебной палате? Забыто было элементарное, обращенное еще две тысячи лет тому назад к Ефесянам (4: 29): «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим».
Левушка-эпилептик года два тому назад за неприличное поведение получил крепко по башке, долго лечился, но застойные посттравматические очаги давали о себе знать. Он, как и все больные такого рода, страдал локальной ригидностью, фиксировался на конфабуляциях собственного изготовления, впадал в бескрайнюю демагогию. Ложные воспоминания, настойчиво терзали его больной мозг, а, проще говоря, страдалец откровенно верил в гениальность собственного вранья. Такое свойство психики является верным признаком скоротечной деградации личности.
Но ущербность сознания быстро нашла применение: начальство любило засылать эту парочку, как верных тупых роботов, для проведения поганых акций. Сергеев вспомнил замечание Плутарха по поводу предательства: фракийский царь Риметалке «любил измену, но ненавидел изменников». Наверное и начальство испытывало чувство брезгливости к своим продажным адептам. В суде им, скорее всего, отводилась роль только упертых провокаторов, но не доверенных лиц.
Однако мудрый судья и не собирался привлекать ущербность для утверждения Закона. Эти двое просидели на судебных скамьях молча, раздираемые пожаром души настолько, что, каждый по своему, вдрызг перепортил воздух в зале заседания.
В голове задыхающегося ученого-аналитика все же успел блеснуть еще один вопрос: «Кто же тогда эти члены команды близнецов – крыс и Левушка-эпилептик, да и прочая продажная челядь»? Ответ возник молниеносно: «Это экскременты из-под близнецов – залежалые, зеленые и зловонные, как при токсической диспепсии». Только в одном случае процесс разложения мучает кишечник, в другом – мозг. Их даже нельзя использовать в качестве навоза, ибо они не способны удобрять, их применение – отравлять, вредить, разлагать.
Левушка после суда чувствовал себя, как мексиканец, у которого отняли все сразу – и корову, и лошадь, и жену, и землю. Оставили только вялую «акапульку». Успокоение верный адепт нашел позже, уже в больнице. В грабастых лапах Записухиной неудачливый сутяга обливался слезами неудовлетворенной мстительности.
Скоро наступила иная стадия: содрогаясь в восторгах кабинетной любви, оба, как единое целое, слились в экстазе. Левушка с настойчивостью сомнамбулы терся ленивым акапулькой о головку властного ежика, спрятанного под юбкой матроны. Тот медленно, но жадно разевал беззубый рот, однако, мужская готовность явно запаздывала. Оргазм, если и случился, то только односторонний!
Восторженный любовник шептал на ушко морщинистой богине нежные пошлости, слюна вытекала через губу на грудь избранницы. В воздухе распространялось отвратительное амбре, соответствующее логике момента. Опытная потаскуха, тем временем уже основательно напившись по поводу собственного дня рождения, требовала отчетливых подтверждений любви. Ей хотелось бури секса: ее плоть требовала ласки и позора, откровенного разврата и добродетели! Но, как правило, такие желания несовместимы.
Другой скромный выкидыш после проигранного суда забылся в бестолковости того, что он называл многозначительно работой на пользу обществу, но что в действительности было лишь мистификацией управленческого труда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139