Вы, Александр Георгиевич, не указали ориентиры: мораль, заинтересованные отношения, экономика и прочее.
Сергеев, без всяких долгих размышлений предложил:
– Возьмите на вооружение десять Христовых заповедей, это же так просто. Давайте вместе вспомним: первые три заповеди посвящены настойчивому требованию придерживаться единоверия и не создавать себе кумира; четвертая заповедь требует блюсти субботы, дабы посвящать их размышлениям о Боге; пятая – «чти отца и матерь твою»; шестая – «не убий»; седьмая – «не прелюбы сотвори»; восьмая – «не укради»; девятая – не лжесвидетельствуй; десятая – не протягивай руки к чужой жене и чужому добру, не завидуй. Вот в общих чертах и все премудрость, – здесь только философия добропорядочности. Теперь профильтруйте через заповеди поведение, интригу Наговской, ее адептов, тогда все встанет на свои места, не так ли?
Глущенков от дальнейших комментариев отказался, у него, скорее всего, помутился рассудок от угрызений совести. Да и вся остальная компания явно приуныла, глубоко задумался и Сергеев. Почти что сообща выдавили спасительное: «утро вечера мудренее»!
На том и порешили. Закрыли и опечатали помещение морга. Пожали друг другу руки и разошлись.

1.2

Прошла ночь – утро распахнуло жадные до новостей глаза. Оно вытащило из вчерашнего туманного вчера новый день – время продолжения поиска, неожиданных открытий, рутинной работы, жизненных драм, смешных историй, вечного и всегда неудовлетворенного любопытства. Вновь принялась за работу универсальная сеялка событий. Она продолжала забрасывать унавоженную отбросами поведения людей жизнь семенами счастья и порока, доброты и агрессии по универсальной формуле – «интрига-безумие-смерть».
Михаил Романович явился на работу за полчаса до официального начала рабочего дня. Он знал, что перед особо ответственным вскрытием у главного врача всегда появлялось страстное желание побеседовать с патологоанатомом по душам, разведать степень его профессиональной агрессивности, качество установки на то, чтобы «говорить правду, правду и только правду».
Такая позиция анатома не всегда сочеталась с особыми интересами больницы и вышестоящего начальства. Чистяков догадывался, что здесь будет как раз тот случай. Однако никаких звонков не раздавалось, прямой телефон от главного молчал.
Вскрытие начиналось в десять часов. К тому времени на отделениях заканчивались нудные «пятиминутки» и осмотры тяжелых больных. Виновники «торжества», да и все желающие, к этому времени собирались в секционном зале и тогда начиналось патологоанатомическое священнодействие.
Удивление от молчания главного врача быстро растаяло: в секционную входили один за другим «тузы» медицины – профессура тех вузовских кафедр, которые располагались на базе отделений больницы. Чистяков оценил организаторский талант администрации и Наговской – поддержка обеспечивалась на самом высоком и ответственном уровне. Это была интрига, но задуманная и организованная тонко: давления на анатома администрация не оказывала, но обложила его со всех сторон столь основательно, что любые двойные толкования были невозможны. Выводы должны быть только максимально обоснованными. Борьба умов могла начаться на всех этапах вскрытия.
Труп мальчика, исхудавшего за время болезни выше всякой меры, был уже приготовлен для вскрытия. Муза все выполнила точно и в срок. Обилие важных персон вызывало недоумение: лучше бы корифеи являлись к постели больного при жизни. Тогда массированный ученый десант мог принести пользу – сейчас, после смерти, такое внимание казалось надругательством над милосердием, безобразной попыткой отпущения грехов явному и не осознающему вину преступнику. «Что-то с совесть в этом мире стало твориться очень опасное.» – подумал Чистяков. Позже всех на вскрытие явился Сергеев.
Он, войдя в переполненное помещение секционного зала, понял игру моментально, но не проронил ни одного лишнего слова, кроме общего «Здрасте». Выражение его лица казалось безучастным и равнодушным, но исподтишка он внимательно наблюдал за действом. Здесь собрались все хорошо знакомые лица, но роли они собирались играть, конечно, для себя непривычные. Сергеев не выискивал именитых, а просматривал теперь уже глазами психотерапевта всех подряд – с права на лево. В мозгу возникали почти что патологические ассоциации и логические построения – может быть, бессонная ночь давала о себе знать.
С первого взгляда было ясно, что истинные врачи-трудяги в секционном зале не ошивались. Они сейчас корпят у постелей больных, глотая и вдыхая мириады микробов и наслаждаясь запахами нездоровых тел, тратя эмоции, надрывая сердце переживаниями по поводу безуспешной клинической динамики. Хорошему врачу все понятно даже без вскрытия, к тому же они определяли без ошибок, чего стоит каждый из коллег.
Сейчас в морге собрались в основном, так называемые, государственные деятели – «большие начальники» от медицины. Но никто из тех, кто явился «поддержать» Наговскую не догадывались, что главнейшая задача «сановника» обеспечивать прогрессивную селекцию гражданского долга, свойств порядочного человека. Здесь же подлецы собирались культивировать «групповичок», «междусобойчик», – насиловать будут сообща только правду, одну лишь правду! Припомнилось: «Оставьте их, они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (От Матфея 15: 14).
В такой коллекции падших персон на одно из первых мест можно поставить особу с вялой партийной кличкой – «бледная поганка» (Amanita phalloides).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139