Только один из любовников – Чистяков – готовился к безвозвратному уходу из жизни. А Муза – по сути, его верная гражданская жена, давно получившая благословение на брак на небесах, от Всевышнего, – имела грустную перспективу: услышать последний вздох любимого человека и закрыть ему глаза.
«Итак, послушайте меня, мужи мудрые! Не может быть у Бога не правды или у Вседержителя не правосудие. Ибо Он по делам человека поступает с ним и по путям мужа воздает ему» (Кн. Иова 34: 10-11).

2.6

Сергеев добирался до дома сравнительно быстро, – в любую погоду он ходил с работы пешком, погружаясь в занятные размышления, стержнем которых была, прежде всего, работа (состояние пациентов), но и размышления философского, исторического плана занимали его пытливый, выдрессированный профессиональными занятиями, наукой ум.
Такого рода размышлизмы (он сам так называл свои интеллектуальные изыски) приводили его порой к поразительным выводам, стоящим дорогого. Интересные мысли накапливались в сокровенных уголках памяти и в нужный момент складывались в очередную научную статью или монографию. Последнее время он все больше и больше смещался в сторону художественной образности в своих работах, считая, что такой подход только обогащает научную литературу свежим взглядом, рациональными и иррациональными подходами и выводами. За рубежом давно применяли, так называемый, «французский стиль», описания научных работ. В том заключалось и особое уважительное отношение к читателю, требующему полного удовлетворения давно возросших не только научных, но и эстетических запросов.
Сергеев жил в центре Санкт-Петербурга, а это ко многому обязывало. Собственно, настоящая душа города только здесь и витала: каждое здание дышало тайнами архитектуры столицы, в которой сосредоточился гений былых ее творцов, особая эстетика – носительница мировых эталонов культуры.
Сергеев жил в окружении мифов о городе. Эта его часть была насыщена осколками творческой души талантливых писателей многих поколений: Александр Пушкин, Адам Мицкевич, Михаил Лермонтов, Федор Достоевский, Александр Блок, Александр Грин, Владимир Набоков, – такой компании уже достаточно, чтобы заразиться огнем творчества, превратиться, если не в литератора, то в неотступного графомана.
Стоит ли перечислять всех остальных, – тех, кто насытил атмосферу Петербурга неповторимым колоритом светлой мысли, изящным художественным словом, элегантным сюжетом. Они расплодили и выпустили на улицы города табуны загадочных литературных героев, так прочно смешавшихся с обычным населением, что не возможно разделить выдумку, фантазию и реальность. Даже ленивый может протянуть руку и изловить Пегаса, – не хочешь, а напишешь что-либо о своей и чужой жизни, маститые писатели помогут.
Но к парадной эстетике нужно добавить еще и криминальный шарм, например проституцию, очаги которой словно мягкой, но властной рукой издавна придушивали тот район Петербурга, в котором сейчас проживал Сергеев. Такие явления не могут не оставлять человеческую душу и тело в покое, без последствий.
Россия до переворота не дичилась проституции – тайной и явной. Но с ней пытались вести борьбу гуманными методами. Сергеев хорошо помнил историю, так называемых, социальных болезней. В 1843 году утвержден Петербургский врачебно-полицейский комитет для надзора за проституцией. В 1868 году в Санкт-Петербурге насчитывалось 145 домов терпимости и 16 тайных притонов. Под врачебным надзором находилось 2081 проституток. Славились публичные дома у Сенной площади, на Гороховой улице, в Щербаковом переулке, в домах Дероберти, Лермонтова, Вяземского. Для избранных имелись специальные зеркальные спальни с кроватью в центре – стоимость ночи 25 рублей. Можно «прикупить» и проститутку-мужчину – либо в качестве постельного «гайдука», либо как гомосексуального партнера. Но все же гомосексуализм был более редким явлением на Руси, чем за границей.
Значительный всплеск проституции зафиксирован в первые годы рабоче-крестьянской власти. Бытовал потрясающий лозунг: «Охрана здоровья трудящихся – дело самих трудящихся». Под такой лозунг карающие органы не гнушались и расстрелами проституток; с особым восхищением приводились в исполнение приговоры классовому врагу.
Сильно волновало большевистскую общественность страшное распространение сифилиса, других венерических заболеваний. Успешно соревновалась с Санкт-Петербургом Москва: число сифилитиков здесь за революционные годы увеличилось в 10 раз. В Московском Университете им. Я.М.Свердлова 20% студентов – с венерическими заболеваниями. В Смоленской губернии 20 сифилитиков приходилось на 1000 мужчин всего населения. В крупных городах 20% мужчин и 15% женщин больны сифилисом, в Красной армии на 1000 солдат приходилось 40 больных венерическими заболеваниями.
Удивляться не приходится, – у пролетариата и трудового крестьянства были достойные учителя. Большевистские «монархи» и их одалиски не отличались примерной скромностью. В.Ленин жил в Кремле, занимая две квартиры на одном этаже, – вместе со своей законной супругой – Надеждой Крупской и гражданской женой – Инессой Арманд. Обедали вместе, готовили сообща, спали, безусловно, врозь (тогда, видимо, «групповичок» еще не был в широком ходу).
Сергееву припомнились некоторые эпистолярные откровения «первых леди». Надежда Крупская пишет Марии Ульяновой трогательное до слез послание: «Все же мне жалко, что я не мужчина, а то бы я в десять раз больше шлялась» (1899). Инесса Арманд, вспоминая «царскую ссылку» 1907 года, высказывается не менее категорично:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139