Перед Сергеевым, несколько потупясь от врожденной скромности, сидели четыре (всего четыре! – подумалось вяло) его бывшие больничные пассии: он не видел их, примерно, лет пятнадцать – двадцать. Положение спас евангелист Матфей: «Кто без греха, – пусть первый бросит в нее камень». Пророческие и оправдательные слова одинаково верно относились, как к Сергееву, так и к четырем дамам.
Годы, безусловно, наложили свои печати, но Сергеев не стал усугублять. Некогда молоденькие и резвые сестрички превратились в добропорядочных, в меру соблазнительных зрелых дам. Понятно, что каждая имела уйму внешних и внутренних достоинств.
Ощущение некоторой виновности пыталось поскрестись в предсердия сергеевской широкой натуры. Но эскулап решительно отогнал неуместное сострадание. Вспомнилось: «Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим» (Псалом 89: 9-10).
Сергеев попытался сложить свою бесстыжую морду в гримасу радости, молодецкого внимания и заинтересованности. Дамы подбадривали его, понимая, что именно они на коне, а он – под конем!
Наконец, Светлана, – подкрашенная блондинка, более простодушная и прямолинейно-деловая, – попробовала сконцентрировать внимание присутствующих на стержне вопроса. Так она многозначительно выразилась. Сергеев, по привычке, пытался мысленно выяснить, где спрятан «перенос», «сексуальный подтекст».
Светлана определила его метания по выражению глаз и даже не попыталась смутиться. Скорее, наоборот, она многозначительно придержала дыхание и эффектно прикусила нижнюю губу. Видимо она продолжала выступать в местной самодеятельности. Клубы ведь еще работают, а в них – драмкружки.
Остальные девочки немного смутились, – чувствовалось, что элементы возможных отношений с Сергеевым и между ними уже обсуждались многократно. Очевидно были различия, но не в основных установках, а в деталях: например, в навыках выражать свои мысли конкретно, просто и четко. Светлана в таких вопросах, безусловно, была непревзойденным мастером, почти что олимпийским чемпионом. Она давала фору всем, в том числе, и Сергееву.
Суть дальнейшей беседы вкратце сводилось к тому, что в течение месяца каждая из представительниц слабого пола берет Сергеева на поруки: "Не будет же профессор сам готовить себе пищу, стирать исподнее (Светлана особо напирала на «исподнее»!), рубашки и носиться по поселку «шибче трамвая в поисках вертихвосток».
Стареющие ундины полагали, что нашли замечательный предлог заманить Сергеева в тихий альков, дабы вспомнить прошлое. Вот уж воистину: «седина в голову, а бес в ребро». Но Сергеева в таком безобидном варианте все же что-то смущало.
Он, не столько сомневался в своих силах, сколько не верил, что женщина – существо легко приручаемое – способна просто и безболезненно, привыкнув к чему-либо, затем повернуть волны эмоций вспять.
Не всякий мужчина откажется от мирского счастья, особенно, если все ложится на привычную почву. А наяды всегда были властны и требовательны, – еще утянут на дно семейных привычек, утопят в гипнозе покоя и тихих соблазнов.
Понятно, что с пожарной поспешностью необходимо гасить еще не разыгравшееся пламя. Формула была найдена быстро: «Наши встречи могут быть только групповыми». У благородных провинциальных дам вытянулись лица, но у Светланы глаза загорелись плотоядным блеском, – в них явно запрыгали веселые бесенята.
Она вдруг вспомнила давно забытый и оставшийся неведомым термин – «групповичок». Буйный взгляд перепасовал Сергееву щекотливый вопрос, – «групповичок»? Сергеев даже не пытался подавить в ней отчаянное любопытство, – никакая суггестия здесь не поможет.
Везувий начинал бурлить не на шутку. Весь вопрос в том, – где и когда начнется извержение лавы и будет ли при этом выброс копоти, пепла, или сразу тяжелых камней? Ясно, что больницу необходимо сохранить в рабочем состоянии, несмотря ни на что, – иначе народ нас не поймет и не простит, – Однозначно!
Забавный театр позволил сделать ряд простых выводов: первый – рубашки все же будет кому стирать и гладить (наиболее неприятная проблема для Сергеева снимается сама собой); второе – на нечастые званые обеды и ужины, если очень отощаешь на больничной или ресторанной пище, можно рассчитывать (всегда хорошо иметь запасной вариант!); третье – дамы вполне в рабочем состоянии. Не надо обременять их утомительной, страстной любовью. Сексуальный exclusif, возможно, будет приятен, если добавить к нему воспоминания о прошлой, а не настоящей молодеческой резвости.
Четвертое заключение было прервано: вошел Иванов с вопросом о том, как продвигаются переговоры. Сергеев рад был своевременному появлению главного врача, – он быстро подвел итог:
– Очень приятная встреча со сторожилами больницы (теперь у Светланы вытянулось лицо от неслыханной наглости, – «Хорошо, что не сказал с ровесницами века»). Мы, надеюсь, еще будем встречаться и дружить домами, если служба позволит. Из всех соблазнительных предложений я выбираю одно, – жить и питаться в больнице. Полагаю, что работы навалится слишком много и незачем тратить время на прогулки по поселку, – будем действовать, не отходя от кассы!
Дамы вежливо попрощались и, поджав губы, удалились. Иванов решил прояснить свою позицию:
– Александр Георгиевич, не обессудьте старика, но они замучили меня своими предложениями устроить вашу жизнь. – Просто заболтали меня. Кто знает, подумал я, вдруг вам захочется запихать шею в хомут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139