Он сделал этот шаг, умышленно поддав скорость. Дыхание остановилось, сердце еще немного продолжало стучать, но первым начал выключаться мозг, – Сергеев со вкусом ляпнулся мордой и всем телом на гаревую дорожку стадиона, называемого по научному – социумом. Теперь он не чувствовал боли, его окрыляло счастье и надежда на встречу с Богом! Последние, еще не умершие клетки того, что раньше называлось мозгом, успели вырвать у смерти еще один, последний, вопль: «Господи! услышь молитву мою, внемли молению моему по истине Твоей; услышь меня по правде Твоей».
Дальше была минута молчания, а затем на сознание надвинулась эра тьмы!
Капитана маленького судна, медленно тарахтевшего, продвигаясь из незначительного островного государства неведомо куда, устраивало завещание этого странного человека, случайно выловленного из воды, молчавшего, ничего особого не просившего. Воля его была свята для оставшихся жить на Земле!
Тело эскулапа, упакованное по традиции, сбросили с кормы через пару часов, как Сергеев испустил дух (холодильной камеры на судне не было). Произошло это к западу от Гринвича (150 градусов долготы), в северном полушарии (30 градусов широты). Сергеев закончил жизнь, как истинный скиталец, далеко от родного Санкт-Петербурга, но все же в северном полушарии, с тяготением к западной культуре несколько большим, чем к восточной. Такие особенности траурного маршрута соответствовали компонентам его генофонда, его сложному архетипу и непростой судьбе.
Из вселенского информационного поля, откуда ни возьмись, вынырнули эпистолярные вирши Владимира Набокова, весьма подходящие к торжеству момента: «Благодарю тебя, отчизна, за злую даль благодарю! Тобою полн, тобой не признан, я сам с собою говорю. И в разговоре каждой ночи сама душа не разберет, мое ль безумие бормочет, твоя ли музыка растет»…
Душа Сергеева уловила и другую мелодию, исходящую из поэзии все того же Набокова, только молодого, но уже достаточно настрадавшегося изгнанника: «Здравствуй, смерть! – и спутник крылатый, объясняя, в рай уведет, но внезапно зеленый, зубчатый, нежный лес предо мною мелькнет. И немой в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной, и как прежде дверь заплачет, когда я войду».
Теперь Сергеев стремился только в один дом – и в доме том осталась Сабрина, уже более десятка дней пребывавшая в какой-то тягостной, необъяснимой тревоге. Ей почему-то с мистической периодичностью вспомнились стихи самого Сергеева, которые он произнес, прощаясь с плачущей подругой: «А ты просила, ты молила верности. Как будто в этом смысл большой. И у меня не доставало трезвости понять тебя умом, а не душой»! Все сходилось и все рассыпалось, разбивалось вдребезги: разговаривал теперь Сергеев с Сабриной с того света, из зазеркалья, откуда не возвращаются в прежнюю жизнь! Так любимые женщины становятся вдовами моряков!
Post scriptum: Всю картину погребения в океане тела несчастного путника Сергеев наблюдал уже в совершенно ином качестве. Такое качество, скоре всего, нельзя было теперь называть «Сергеевым», ибо заканчивалось пребывание грешной души на планете Земля. Она была уже не человеческой, не присутствовала в человеческой плоти, а снова превратилась в субстанцию, принадлежащую исключительно Богу.
Перед тем, душа та не заметила, как стала медленно концентрировать свою силу, невидимое поле в области сердца, и, достигнув максимального сжатия святой волшебной энергии, медленно набирая высоту, стала подниматься сперва над собственным телом и группой людей, окружавших его. Затем, послонявшись немного в задумчивости на небольшой высоте, словно ожидая появления Иисуса Христа или его Святых Апостолов, – может те пожелают вернуть душу на прежнее место, в тело грешника, – поднялась выше. С этой высоты ее уже вернуть обратно не было сил ни у кого, – Finita la comedia!
То, во что теперь превратился Сергеев и что перешло в единоличное владение к Богу, с любопытством проверяло свои земные предположения: генетика трупа сейчас интересовала душу Сергеева. В свое время он выработал для себя представления о, так называемой, археологической генетике или, если угодно, генетической археологии. Сергеев, еще когда работал врачом-инфекционистом и патологоанатомом по совместительству, любил раскапывать тайные клады генетических предопределенностей жизни и смерти земных существ: выяснять их истинную породу, дальнейшие перспективы. Сергеев, как ученый, давно понял, что белок слишком дорогой материал, чтобы его разбазаривать: он должен циркулировать в разных этажах жизни.
Сейчас, наблюдая из-за облаков похороны собственного тела, сергеевская душа размышляла о сокровенном: как будут растаскиваться «белковые кирпичики» жителями океана, расположившимися с разинутыми ртами на разных этажах этой громадины. Главными «несушниками», в конце концов, безусловно, станут вирусы и бактерии; они еще при жизни оккупировали клетки, ткани и органы сергеевской плоти и вовсю распоряжались белковыми конструкциями. В первую очередь шел торг по поводу хромосомного мусора. Теперь, в условиях океанских, неограниченных, возможностей, эти людоеды постараются на славу.
Только наивные люди думают, что белковая плоть погибает, – нет, она утилизируется с пользой для жизни и совершает вечный кругооборот также, как и душа. Собственно, для того и доставили белок на землю. Не будут же серьезные люди верить в сказки старой большевички Ольги Лепешинской, – безграмотной и бесчестной, – что белок синтезируется из ничего? Ясно, что плоть совершает кругооборот в пределах Земли, а душа предварительно забрасывается в космос, чтобы там обменяться накопившимися сведениями в информационном поле галактики, – ей тоже требуется «почистить перышки»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139