«Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои» (Псалом 21: 17).

1.3

Наглядевшись на всю эту кучу отвального дерьма, Сергеев почувствовал падение жизненного тонуса. Вдрызг испортилось настроение, захотелось помочиться – верный признак диэнцефального синдрома. «Не усилила ли бег алкогольная энцефалопатия» – стрельнуло в мозгу разволновавшегося инфекциониста. Он приблизился к секционному столу, встал со спины за левой рукой Михаил Романовича, уже взявшегося за малый ампутационный нож, чтобы провести жестокий, но необходимый разрез по Шору. Захрустела разрезаемая кожа. Реберным ножом рассечены ребра и реберные хрящи. В раскрытой грудной клетке и брюшной полости чавкнули внутренности.
Уже по цвету висцеральной плевры и просвечивающимся через легочную ткань гнойным пробкам сложился диагноз. Для элегантности Чистяков выполнил лигатурами две перетяжки, почти рядом и параллельно, на прямой кишке, ограничив тем самым возможные подтеки содержимого при пересечении кишечника. Почти в слепую, поработав длинным ампутационным ножом, он отсепарировал гусак от связочного крепления к остову тела, пресек круговым движением подъязычные крепления. Ловкое, сильное и резкое движение правой рукой освободило и вырвало комплекс внутренних органов из того, что еще недавно называлось человеческим телом.
Расположив внутреннюю анатомическую сущность – гусак в ногах у покойного, Чистяков жестом пригласил заинтересованных лиц приблизиться к столу – именно сейчас, собственно, и должно начаться макроскопическое исследование несчастного пациента. Муза же, не мешкая, тем временем принялась крушить череп покойного – она добиралась до святая святых – головного мозга. Технология такого акта несложная: подрезается кожа волосистой части и стягивается на лицо; круговой разрез электропилой костей черепа подготавливает к открытию секретного саквояжа.
Ловко поддев и отковырнув образовавшуюся костную крышку; Муза обнажила розовый, нежный и беззащитный мозг многострадального мальчика.
Анатомическая экзекуция, произведенная слаженной парой взломщиков биологических кладовых, сделала свое дело: помещение заполнил специфический запашок, от которого многих присутствующих «повело». Конвульсивно подергивая головой и диафрагмой, они пытались сдерживая позывы на рвоту. Многим это не удалось и брезгливцы выскочили из морга.
Первыми среди них, безусловно, были важные администраторы от медицины. Тяжелое испытание выдержали лишь привычные к человеческим нечистотам клиницисты. Сергеев даже не заметил смены эстетических предпочтений, но он был погружен не в детали секционного материала, а в неожиданно открывшуюся картину иных сражений.
Его поразило не состояние макрокомплекса (здесь уже все было ясно – он сам был опытный морфолог). Сергеев впился тревожным взглядом в кожную поверхность перехода волосистой части шеи Чистякова. Как раз сейчас патолог наклонился над секционным столом и невольно вытянул и оголил шею. Все тайное, прятавшееся под воротником рубашки, стало явным.
Сергеев придвинулся ближе: сомнений не оставалось – то был обширный микоз. Видимо, этот его участок был не единственным. Сергеев вынужден был взглянуть на закадычного друга иными глазами. Некоторые сомнения и подозрения, зародившиеся несколько месяцев тому назад, всплыли мгновенно и приобрели ощутимую реальность. Генерализованный микоз – верный признак глубокой «посадки» иммунитета.
Теперь становились понятными и некоторые особенности поведения Чистякова, которые в последнее время сильно раздражали Сергеева. Он замечал их уже пару лет, но основательно засвербили «отклонени» последние полгода. Многое стало понятно и в неуправляемом поведении Музы, преданной Чистякову до гроба. Однако пришлось переключиться на ход вскрытия.
Чистяков по ходу вскрытия сыпал комментариями, объясняющими открывающуюся картину – патоморфоз заболевания. Сергеев почти не слушал его. Он привык проникать в суть вещей самостоятельно, измеряя увиденное мерками своих профессиональных представлений, преломляя анатомические находки через собственные взгляды на этиологию и патогенез огромного числа заболеваний, с которыми многократно приходилось встречаться в процессе многолетней работы. Здесь его верным оружием была только память и богатейший клинический опыт. В мозгу уже складывался протокол вскрытия, и он, как заведенная машина, пустился сам себе диктовать:
Легкие увеличены в размере, плотные, почти однородные (печеночная плотность);
Плевра покрыта пленками фибрина, не соскабливающимися ножом;
На разрезе легочная ткань пестрая, желто-серая с красноватыми участками (кровоизлияния), с обильным гнойно-фиброзным соскобом;
Легочная ткань почти не сжимаемая;
Лимфатические медиастинальные узлы слегка увеличены, мягкие, плотноватые с мутным соскобом;
Почки увеличены, капсула снимается легко, ткань на разрезе выбухает, желтовато-серая, однородная, рисунок ткани полностью стерт; печень с признаками жировой дистрофии интаксикационного характера;
Сердце очень дряблое, миокард на разрезе однородный, глинистого (вареного) вида;
Головной мозг обычного размера с признаками набухания, отека и дислокации.
Осталось взять кусочки различных тканей на гистологию, и весь «базар» можно распускать – «Суду все ясно»! Наговская – сука, а не врач!
Может она впрямую и не угробила ребенка, скорее, он уже был приговорен к смерти силами намного более могущественными, чем простой врачишка – лепила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139