Чудовище радостно завопило, но вдруг его крик оборвался.
Возле западной окраины Никеи появилось другое видение. Там образовался столб коричневого тумана, тут же отвердел и превратился в воина. Это была женщина, облаченная в коричневую броню и шлем, с красным щитом. Она была вооружена острым копьем. Я разглядел лицо и узнал провидицу Девру Синаит.
Она бесстрашно двинулась на демона, хотя и была почти вдвое ниже ростом, чем он, а чудовище вновь взревело и ринулось ей навстречу. Оно взмахнуло всеми четырьмя руками, но тут сверкнуло острие копья, и демон завизжал от боли; из руки брызнула жидкость, заменяющая богам и демонам кровь. Снова мелькнуло копье, но на сей раз монстр отбросил его в сторону, протянул руку с длинным когтем и зацепил воина, не успевшего заслониться щитом. Воин отшатнулся, а по воздуху проплыло нечто вроде облачка густого кроваво-красного тумана.
Воин снова ударил, попав на сей раз в тело демона, и тот снова взвыл от боли, но тем не менее схватил копье двумя руками. Демон дернул воина с лицом Синаит к себе, схватил, поднес к своим ужасным клыкам и вцепился в незащищенное горло. Воин закричал, а демон поднял его тело над головой, отшвырнул прочь, громко заревел, как лев над добычей, и я понял, что в этот миг далеко на окраине города умерла провидица Девра Синаит, пытавшаяся спасти свою страну.
Очнувшись от охватившего меня оцепенения, я подбежал к дверям, находившимся в дальнем конце мостика. Рядом со мной мчался Джакунс. Он распахнул двери, и тут же в воздухе мелькнула стрела и вонзилась ему в живот. Он упал, скорчился и замер. Нас осталось только трое. Кутулу бросил железную болванку, точно попав лучнику в лицо, следующим движением распорол ему живот, и мы побежали по длинному, извилистому, поднимавшемуся вверх коридору, в конце которого, как мне было хорошо известно, находилась высокая двустворчатая дверь, за которой располагались роскошные императорские покои. Я толкнул дверь, и створки распахнулись со стуком, столь же громким, как вопли демона, сокрушавшего Никею.
Комнаты настолько сильно изменились, что показались мне незнакомыми. Стены были исковерканы, искривлены, как будто я рассматривал их в кривое зеркало, мебель странно изогнулась, словно сделанная из расплавленного на солнце воска.
Сам воздух здесь напоминал густое знойное марево.
– Добро пожаловать, – раздался негромкий, спокойный голос Тенедоса. – Смерть заждалась тебя, Дамастес.
Он стоял передо мной, не такой, каким я его видел при последней встрече, но молодой, полный сил, одетый в те же самые доспехи, которые носил двадцать лет назад, и держал в руке меч.
– Твой телохранитель не будет нам мешать, – сказал он.
Я услышал вздох, и Свальбард тяжело опустился на пол рядом со мной. Кутулу стоял чуть поодаль, не в силах пошевелиться.
– Я далек от всякой романтики, – вновь заговорил Тенедос, – но все же доставлю себе удовольствие убить тебя собственноручно, находясь в своем телесном облике. Мое волшебство сейчас должно помогать моему другу закончить дело, которое нужно было сделать много лет тому назад, когда я в первый раз стал императором: уничтожить Никею, чтобы я мог восстановить ее и ее жителей в том виде и образе, какой я захочу им придать. Да, да, именно так. Это конец, Дамастес, конец для тебя, а моя нить, нить моей жизни, отныне станет бесконечной.
Я прервал его монолог, сделав выпад в прыжке, но мой меч пронзил пустоту, а Тенедос оказался сбоку, в пяти футах от меня. Он, в свою очередь, сделал выпад, я парировал, почувствовав, как сталь коснулась моего клинка, и ощутил проблеск надежды на то, что передо мною не видение, а человек из плоти и крови, которого можно и ранить, и убить.
– Теперь моя империя будет вечной, как и я сам, – издеваясь надо мною, произнес он. – Не стоит тешить себя надеждой, что этому можно помешать, что тебе каким-то образом удастся встать на пути моего истинного предназначения.
Когда-то я поклонялся Сайонджи, но потом узнал, что могу превзойти ее величием, – ведь никто и никогда не посылал на Колесо больше душ, чем я! Да ведь кто такие боги? Это те же демоны, сумевшие заставить поклоняться себе и набравшиеся могущества от этого поклонения. Разве не правда, что все, кого мы называем богами – Умар, Ирису, Сайонджи и другие, – когда-то были людьми, потом превратились в демонов, а затем стали богами?
Теперь я стану одним из них, стану величайшим из них, потому что знаю, чего хочу, знаю, что все сущее едино и в нем имеет значение только сила, потому что только сила дает власть над огнем, водой, землей, воздухом, войной и даже любовью. А теперь давай, Дамастес, – с явным удовольствием сказал он, – давай попробуй спасти от меня свой жалкий мир.
Я шагнул к нему, и он расплылся в воздухе, и передо мною оказались четыре Тенедоса, словно я видел его отражения в зеркалах. Один из них поднял меч, и Кутулу ожил на мгновение и шагнул вперед лишь для того, чтобы ему в грудь вонзился клинок. В следующее мгновение окровавленное лезвие вновь мелькнуло в воздухе, и невысокий хрупкий человек упал лицом вниз, вытянулся и вновь замер.
Тенедос посмотрел на труп и скривил губы.
– Стражник из него был лучше, чем воин, – с брезгливым видом сказал он. – А вообще-то он просто слуга, предавший своего хозяина и наказанный по заслугам. А теперь, Дамастес, можешь сражаться с нами… сражаться со мной, ведь ты же, конечно, сможешь угадать, кто из нас реален, а кто призрачен, – насмешливо бросил он.
Я атаковал одну фигуру, но она отскочила в сторону, а я почувствовал болезненный удар в бок и увидел мелькнувший клинок.
– Первый укол!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154