Если зависть гложет – кушайте земляную грушу сырой, а если на тебя кто завистливый глаз положил – то трава “ерой” поможет, три по лицу, да намочив в воде, ешь. Кудрявый купырь – от отравы, сон-трава – от нечистых духов. Ну, а чтоб торговля бурно шла с прибылью – тут уж, знамо дело, без травы “ост” не обойдешься, не сыщешь нужного покупателя на товар. Как дошла до Лукиничны весть, что князь Алексей Петрович на судебный поединок утречком собирается, вот уж они с Козлихой еще больше засуетились. Витя со счета сбился, сколько раз проворные старушки на улицу сбегали, да опять в избу вернулись. Притащили, Витя чуть со скамьи не упал, черного ужа несчастного, ножом его запороли, да язык вынули. Потом язык этот в тряпку завернули, сначала в зеленую, а потом в черную, и стали думать, как бы сверток тот в княжеский сапог засунуть.
Мол, надобно, чтобы государь наш Алексей Петрович, сапог тот надел, да шел, не оглядываясь. А если кто спрашивать будет, куда он путь держит – так чтоб и слова не молвил. А перед самым боем в сапог тот следует три зубчика чеснока положить, да еще утиральник под мышку подвязать, вот тогда точно удача будет.
Ну, а князя Андомского, того и вовсе с пылью сравняли. Как начала Машка-Козлиха выть, что тебе пылесос начала века, как начала надувать пылищу со всех углов да приговаривать: “Чтобы пыль понеслась на Андрюшку-ирода, чтоб его корчило, раздувало да сушило, подлюгу…” Вите прямо не по себе стало от такого действа, он зачихал, закашлял и поспешил выйти на свежий воздух.
“Вот полоумные старухи, – думал он про себя, отряхиваясь под покосившимися окнами избы, – то у них гром гремит, то буря веет, то волки воют, то белки скачут, то лысый конь где встретится, то монах, черт знает, что…”
Здесь и застал его князь Ухтомский, разыскивающий Витю по просьбе Вассианы.
– Что пригорюнился, свен? – спросил он Рас-топченко, хотя, как сразу отметил Витя, и сам был невесел.
– Да одолели меня бабки-ведуньи сумасшедшие! – пожаловался ему Витя. – Совсем с ума спятили. Пылью вот обсыпали, уши все прожужжали…
– А ты не гляди на них, – посоветовал ему Никита, – скоро уж угомонятся. Им к завтрему готовиться надо.
– Как это? – не понял Витя.
– У колдунов, коли что случается, суд там или болезнь какая – свое состязание, кто кого передюжит. Еще увидишь, как они завтра всех свиней перегоняют, да и лошадям достанется, – грустно улыбнулся Никита. – Ты вот что, свен, поди к княгине к нашей, кличет она тебя.
– Сейчас? – изумился Витя. Во времени он по-прежнему ориентировался плохо, но судя по тому, что в доме Шелешпанских уже отпели вечерние молитвы и все улеглись спать, было поздновато.
– Да, сейчас иди, – подтвердил Никита. – В покои к ней поднимись, звала.
– А зачем? – с опаской спросил Витя.
– Я не знаю, – пожал плечами Никита и направился в сторону конюшен.
Поднимаясь по высокой лестнице на крыльцо, Витя слышал, как глухо протопали копыта лошади по аллее сада, отдаляясь в сторону ворот. Князь Ухтомский куда-то уехал на ночь глядя.
“Вот тоже чудеса, куда его понесло?” – изумился про себя Витя, входя в дом.
Но более всего беспокоился он за себя. Что гречанке от него понадобилось? Никак засекли его, когда он за испанцем следил? Тогда – худо дело. Выпорют, как пить дать, а то еще чего похуже варварша эта Емельяна Феодоровна удумает.
В доме царила сонная тишина. Пока Витя поднимался по лестнице в терем княгини, почти что на чердак под самой крышей, он отчетливо слышал скрип каждой ступеньки у себя под ногами, и больше ничего – молчок, только кошка мяукнула в углу. Поднимался он медленно, прощупывая предварительно ногой каждый шаг, так как в доме было очень темно: фонари на стенах давно догорели, тусклый свет луны за пробегающими по синему ночному небу сероватыми облаками едва пробивался сквозь маленькие окошки.
Покои княгини Вассианы, точнее, одна комнатка, выделенная ей злобной старухой, находились, что скворечник на дереве, особняком от всего остального дома, и лесенка к ним вела особая – потому и пришлось Вите взбираться по узким, влажным от ночной сырости ступеням аж на четвертый этаж.
Наконец, он добрался до нужной комнаты. С минуту постоял, чтоб отдышаться, прислушался: тишина, никого нигде. Этикет местный Витя изучил еще не до конца, как принято тут входить в комнату к женщине, тем более к госпоже, да еще за полночь, он не знал. Но все равно доложить о его визите было некому. Из-за неудобного расположения спальни княгини, Груша, которая в белозерской усадьбе всегда спала под дверями своей госпожи на случай, если той что-нибудь ночью понадобится, сейчас храпела далеко под лестницей.
Витя решил действовать, как учила его мама в детстве: если идешь к малознакомому человеку в дом, предварительно постучи. Собравшись с духом, он постучал в дверь. К удивлению его, ему никто не ответил. Даже никто не пошевелился внутри.
“Не ждут, что ли? – недоумевал Витя. – Или напутал что-то князь? Да нелюхоже на него, вряд ли он меня с собой спутает”.
Витя постучал еще раз – молчание. Войти сам он не решился и уже собрался уйти, как дверь вдруг открылась, медленно, чуть скрипнув несмазанными петлями, и… похоже, без посторонней помощи, сама.
“Вот так дела!” – изумился Растопченко, но войти сразу не решился. Сперва заглянул с порога – ничего, темнота, окна занавешены.
Вдруг он почувствовал, как кто-то сзади легонько подтолкнул его в спину, и чекист оказался внутри комнаты в кромешной тьме, а дверь за его спиной, скрипнув, закрылась. Окончательно потеряв всякую бодрость духа, Витя почувствовал, как от страха, который начал предательски расти в животе, тонкая струйка горячего пота скатилась по его спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105