Вассиана сидела на постели, подогнув ноги и слегка прикрыв их атласным одеялом, подбитым мехом. На ней была золотистая атласная рубашка с длинными широкими рукавами, расшитая розоватым жемчугом, распущенные черные волосы в беспорядке вились по плечам. Бледное лицо выглядело слегка утомленным, огромные синие глаза смотрели устало, но приветливо. Закрыв за собой дверь, Никита молча подошел к постели и, опустившись на колени, прислонился головой к ее рукам, целуя тонкие пальцы. Она склонила голову, прижавшись щекой к его волосам.
– Отвел ли ты свена к тому человеку? – тихо спросила она князя.
– Да, государыня, – ответил он, продолжая ласкать ее руки, – надеюсь, все сладится, как ты хотела.
– Если так, то готовь подарки младшенькому братцу своему, – негромко засмеялась Вассиана. – Пир ожидается шумный, на всю Москву.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – Никита поднял голову и посмотрел на нее. В полумраке его зеленые глаза под резко очерченными темными бровями казались почти черными и бездонно глубокими.
– Узнаешь, Никитушка, узнаешь, – лукаво покачала головой Вассиана, – не торопись. Повеселимся мы все на славу… давно, я думаю, ты так не смеялся, как в этот раз придется, но пока чу! – она прижала указательный палец к губам. – Ты же охотник, должен знать, что зверя надо сперва выследить, загнать, а уж потом потешиться с ним вволю. А зверь у нас нешуточный, поверь мне, – она нежно обвила его шею руками и прислонила голову к своей высокой груди. Едва сдерживая себя, побледнев от бушевавшей в сердце страсти, Никита отступил на шаг от постели.
– Позволь идти мне, государыня, – сказал он, не поднимая на нее глаз.
– Позволь узнать, куда пойдешь, – спросила его княгиня, и в голосе ее прозвучал вызов, – не к Стешке ли утешения искать?
Никита промолчал.
– Позволь уйти мне, – через мгновение снова повторил он.
– Не позволю! – затаенная ревность наконец вырвалась наружу, горячий итальянский пыл затмил все разумные доводы в ее голове, и Вассиана почти крикнула на него: – Не позволю! Не позволю, – во второй раз она понизила голос и едва слышно прошептала слова.
Грудь ее возбужденно вздымалась, она вся подалась вперед, как грациозная дикая кошка, приготовившаяся к прыжку. Никита поднял голову. Глаза их встретились. Взор княгини был темен, как еловая чаща ночью. И только в самой глубине ее индиговых глаз мерцали голубоватые искорки огня, сжигавшего ее. Княгиня снова откинулась на подушки, напряженное тело расслабилось. Не глядя на князя, она медленно, одну за другой расстегнула жемчужные пуговицы на рубашке. В плавном движении рук угадывалась упругость молодых ветвей.
Не сводивший с нее глаз Никита сбросил терлик и, в миг оказавшись рядом, заключил женщину в объятия. Приникнув страстным поцелуем к ее трепещущим губам. Его сильные руки сжали округлые бедра, безжалостно сминая золото атласа, рубашка соскользнула с ее плеч, открывая молочную белизну полных грудей. Она дышала все глубже, и казалось, сквозь тонкую шелковистую кожу он мог видеть ее сердце, готовое выскочить наружу.
Тело княгини увлажнилось от охватывающей ее страсти и источало тонкий аромат карибской ванили и свежих листьев зеленого чая. Он опустил свои уста на ее грудь. Едва слышный стон вырвался у нее и тут же стих, приглушенный. Ее быстрые пальцы, сорвав кушак с его одеяния, скользнули под рубахой по жестким мускулам живота, к бедру, а затем еще ниже – к паху, и застыли на мгновение, плененные жаром страсти, кипевшей внутри него…
Вдруг окружавшую их тишину разорвал громкий тревожный стук, еще, еще, еще… Княгиня, опомнившись, оттолкнула от себя Никиту и в большом волнении соскочила с постели, поправляя одежду. Кинулась к окну, затем к двери… Никита в растерянности наблюдал за ней.
– Что с тобой? Что случилось? Кто стучал?
Он тоже поднялся, подошел к окну, вынул втулку, посмотрел сквозь мутную слюду наружу – никого, пустой двор. Затем подошел к двери, открыл ее – тоже никого. Он в недоумении обернулся на Вассиану.
– Не ищи, там никого нет, – тихо сказал она, присев на табурет и сжав руками виски. – Это предупреждение мне, чтоб не забывала…
– О чем? – Никита присел на корточки перед ней. – Я не понимаю…
Она молча рассматривала мелкие коричневые точки на своих руках; одна из них, у самого указательного пальца, как-то подозрительно увеличилась.
– Иди к Стеше, иди к кому хочешь, – горестно произнесла она, в глазах ее стояли слезы, – для меня все кончено уже давно. Любовь – это непозволительная роскошь. Владея состоянием, на которое можно купить весь мир, я не могу себе позволить то, что доступно нищей простолюдинке: счастье любить и быть любимой. Ступай. И лучше тебе вообще позабыть обо мне.
– Я не смогу о тебе забыть, – горячо возразил Никита, обнимая и прижимая ее к себе, – я не хочу о тебе забывать. Я думал, ты не любишь меня, но если что-то мешает тебе быть со мной, нет такой силы, которую я бы не одолел ради этого.
– Есть такая сила, Никита, – тихо ответила Вассиана, – эта сила: смерть. За тобой стоит жизнь со всеми ее радостями и печалями, иди своей дорогой. А я дорогу эту уже прошла, теперь все то, что волнует тебя, не имеет для меня значения. Там, где живу я, нет ни любви, ни горя, ни счастья, ни слез. Есть только безмолвие и цель, одна-единственная цель для каждого, кто там находится, ради которой он там очутился. Вот и все. А остальное – в прошлом. Мое несчастье в том, что, в отличие от прочих, все человеческое еще живо во мне, но я не имею права забывать о своем предназначении.
Никита молча отстранил ее от себя и внимательно посмотрел в ее лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105