— Пей, глупышка, — проговорил старик и отступил на шаг. — Ишь, всполошился!Чёрная голова на мгновение застыла в воздухе, тонкий язык молнией метнулся и скрылся. Ну разве можно удержаться, когда молоко так близко… и тёплое, и пахнет…И уж не удержался. Голова на гибкой шее опустилась и прильнула к черепку. Глотков не было заметно, но молоко на глазах убывало. И вот в черепке не осталось ни капли.— Ссс… — опять прошипел Матвеич, покачал головой будто жалея, что мало, и спокойно опустил её.— Слыхала? — проговорил дед и осторожно поднял черепок. — Совсем не тот шип теперь. Успокоился и благодарит. Подумать только, змей, а тоже свой разговор имеет.
Но от бабки утаить что-либо было трудно.— Угостил приятеля? — встретила она деда. — Знаю, знаю. Да ещё Анютку с собой водил. Дитя малое к чуду-юду на поклон. Нам её мать на что? На поправку из города привезла. А ты её до смерти напугать затеял?Дед Максим только руками развёл и головой тряхнул: поймала, мол, деваться некуда. А сам так забавно подмигнул внучке, что та не выдержала и расхохоталась.— Бабушка, я вовсе и не напугалась, — сказала она. — Нисколечко. Он разговаривать умеет, Матвеич. И дедушка всё понимает по-змеиному.— Головушка моя бедная, — запричитала бабка и в сердцах бросила веник, которым подметала пол. — На старости лет вон чему выучился! Да я тебя со змеиным-то разговором и в избу не пущу. Ещё змеюку христианским именем назвать додумался!Продолжая браниться, бабка подхватила с пола веник, и неизвестно что бы дальше случилось, если бы не внучка. Она проворно взобралась на скамейку и крепко обняла бабушку за шею.— Бабушка, не сердись, миленькая, — проговорила она, заглядывая ей в глаза. — Не сердись. Ну мы его по-другому назовём. Я его сама немножко боюсь, а немножко люблю, вот столечко!Как ни сердита была старуха, а не вытерпела — улыбнулась:— Ладно, коза, кого хочешь улестишь. Ну, слезай с шеи, завтракай. Только, чур, по-змеиному у меня в доме не разговаривать. Руки-то вымой, небось чуда-юда не трогала?— Не трогала, бабушка, — заторопилась Анюта и, спрыгнув со скамейки, побежала к умывальнику. — И дедушка не трогал, он только с ним по-змеиному…Ну тут дед Максим вовремя успел дёрнуть Анюту за косичку, а бабушка зашуршала веником по полу и не дослышала, так что всё обошлось благополучно.Вспомнил ли уж старого знакомого или заново с ним подружился — неизвестно. Но в шипении, каким он встречал теперь старого лесника, больше не слышалось ни страха, ни угрозы. Это поняла даже Анюта.— Дедушка, ты слышишь, Матвеич что говорит? Это, наверно, значит «здравствуйте». Правда?— Правда, — соглашался дед. — Чисто выговаривает: «Как, мол, поживаете?»— А как я ему скажу? На змеином языке? Ты меня научи.— Не стоит, — улыбался дед. — Ещё спутаешься, да и выйдет у тебя по-змеиному что нехорошее. У вас и дружба врозь. Ты лучше ему своим языком скажи — здравствуй, мол, Матвеич. Он поймёт.— Здравствуй, Матвеич, — серьёзно повторила девочка и вдруг расхрабрилась: — Дедушка, дай мне черепок, я сама ему на пенёк поставлю.
Маленькая рука при этом немножко вздрагивала, а уж, не церемонясь, сунул голову в тёплое молоко и носом ткнулся в пальцы, державшие край черепка. Девочка вздрогнула, но черепка не уронила, осторожно отняла руку и посмотрела на деда.— Молодец, — похвалил он и погладил светлые косички, — настоящая лесникова внучка! Видно, мы с тобой и медведя не забоимся.Насчёт медведя Анюта не особенно была уверена, но спорить с дедом не стала.— Жалко, — сказал как-то утром дед Максим, — придётся Матвеичу сегодня без молока обойтись. Целый день дома не буду, в район ехать надо.Анюта посмотрела на деда и почему-то отвела глаза в сторону.— Я одна пойду, — тихо проговорила она. — Налей сам молока в бутылочку, а то бабушка мне не даст.— Ну, ну, — откликнулся старик. — Молодец, иди, коли так.Весёлая тропинка берёзовой рощи кончалась у самой Матвеичевой полянки, совсем близко от дома. Но, оказывается, идти по ней с дедом Максимом и в одиночку — не одно и то же.Анюта шла, крепко сжав в одной руке черепок, в другой — бутылочку. Ведь Матвеич ждёт, ему очень хочется молока.Девочка давно перестала бояться ужа, и он по обыкновению встречал её тихим нежным шипением, будто и вправду говорил: «Здравствуй, я без тебя соскучился».Вот и полянка. А вот и Матвеич. Но он, похоже, чем-то обеспокоен, крутится на пне, чёрные кольца так и переливаются на солнце.У Анюты, как его увидела, и страх прошёл. Она быстро перебежала полянку и опустилась на корточки около старого пня, прямо против блестящей головки, которая поднялась ей навстречу.— Ты голодный? — весело проговорила она. — Сейчас, сейчас, подожди, видишь — наливаю.Они до того подружились, что девочка теперь наливала молоко в черепок, поставленный на пень, и уж нетерпеливо опускал голову прямо под льющуюся струйку.— Пей, пей, — приговаривала девочка, всё ещё сидя на корточках. — Вкусно? Да?
Но вдруг она замолчала и словно окаменела: совсем близко, сбоку от неё, из травы поднялась другая змеиная голова, серая, и потянулась вверх, к черепку с молоком. Она почти дотянулась до него, но тут голова ужа проворно вынырнула из молока. Две головы, серая и чёрная, оказались друг против друга. Уж зашипел. Такого злобного шипения Анюта от него ещё не слышала. Ответное шипение раздалось у самого её уха, и в то же мгновение уж бросился на серую змею. Он развернулся с такой силой, что кончик его хвоста больно хлестнул девочку по лицу, и это привело её в себя. Она вскочила с громким криком, но тут чьи-то руки схватили её и подняли в воздух.— Дедушка! — крикнула Анюта.Ловко, как молодой, дед Максим перепрыгнул через пень, подальше от дерущихся змей, и остановился, прижимая к себе испуганную девочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93