Деревьев в лесу оказалось гораздо больше, чем днём, и все они хлестали нас ветками и цеплялись за ноги выступающими корнями. Страшный крик затихал и вот уже замер вдали, а мы всё бежали.Мы бежали бы и дальше, но я споткнулся, упал и так и остался лежать.— Мишка, не могу больше, — сказал я.Мишка остановился, нагнулся, потом сел около меня.— Давай тут света ждать, — сказал он. — Уж мы и так на край земли забежали.Но и здесь нам казалось, что мы убежали ещё недостаточно далеко от того непонятного, жуткого, что творилось в лесной избушке. Рассвета мы дождались, крепко прижавшись друг к другу, между толстыми корнями старой сосны, прислушиваясь и вздрагивая при каждом шорохе. Неожиданная встреча Это была, наверное, самая страшная ночь в моей жизни. И тянулась она без конца. Становилось всё холоднее. Мы до того измучились, что даже от наступившей тишины нам было не по себе: казалось, что кто-то подкрадывается и вот-вот схватит.Наконец небо посветлело, стали видны деревья, и мы с Мишкой посмотрели друг на друга.— Мишка! — вскричал я с испугом. — У тебя всё лицо поцарапано.Мишка тряхнул головой.— А ты сам, думаешь, лучше? — отвечал он с оттенком прежнего задора и потянулся было рукой закрутить хохол, да так и остановился.— Вот так штука, — проговорил он медленно. — Мешок-то мой там остался, в избушке.Тут только я понял, отчего у меня так сильно ныли плечи. Мой мешок до сих пор висел у меня за спиной, я даже ночью не догадался снять его. Теперь, с трудом поднимая затёкшие руки, я отстегнул лямки, опустил мешок на землю и почувствовал, что страшно хочется есть.— Давай поедим, Мишка, — предложил я и быстро развязал мешок. — Тут всего хватит.Мишка как-то странно посмотрел на меня.— Да-а, — протянул он. — Не очень-то хватит. Я вчера у костра большой каравай из твоего мешка в свой переложил, у тебя тут маленький кусочек остался да сало.Я понял: Мишка сделал это, чтобы мне идти было легче. А теперь мы оказались далеко от дома и без еды…Но Мишкина рука уже добралась до хохла и крепко его закрутила. Это сразу его подбодрило.— Вынимай, что там есть, — скомандовал он. — Да идём скорее. До реки дойти надо, там видно будет.Я ещё в то время не понял, какая нам грозила беда, у нас не только не осталось ни еды, ни спичек, но теперь Мишка не знал, где избушка, где река и в какой стороне завод, чтобы попытаться хоть вернуться домой. Но мне этого он сразу не сказал. Оставалось идти на удачу. И мы пошли… * * * — Мишка, а так не может быть, что мы идём, идём и всё равно ни до какой реки не дойдём?Мишка оглянулся.— Болтаешь ты, сам не знаешь чего. Как это не дойдём? Всякой дороге конец бывает. Мы чуток в сторону взяли. А теперь как раз на Северную выйдем. Рыбы там страсть сколько.— Я не про то. А вот если я сяду и скажу: «Миш, я больше не могу?»Тут уж Мишка повернулся и быстро подошёл ко мне.— Во-первых, я тебе за это самое по шее надаю. А во-вторых, встанешь и пойдёшь!Мишкин голос звучал что-то очень бодро. Похоже было, что он старался показать не только мне, а и себе, что всё обстоит благополучно. И мы оба это понимали.Мы пробирались по лесу уже четвёртый день после бегства из избушки. Остатки хлеба были съедены в первый же день, теперь мы собирали только ягоды, и за ними уже стало трудно наклоняться, а есть и, главное, пить хотелось всё больше. Мы шли к реке, так мы думали, а реки всё не было — не было ни воды, ни рыбы — пусть хоть сырой, которой река накормила бы нас.— Мишка, — повторил я тихо, — я не в шутку сказал: я, и правда, совсем идти не могу. Лучше я посижу, а ты до реки дойдёшь и потом мне рыбы принесёшь. Немножко. И воды. Я тогда тоже, наверное, дойду. Даже, домой. Только ты сейчас, вечером, не уходи. А утром иди. Хорошо?Мишка молча смотрел на меня. Он так сжал губы, что они побелели.— Серёжка, — сказал он наконец, и голос у него сделался хриплым, как от простуды. — Ну, пройди ещё чуток, ведь ты же поел вчера хлеба… маленько.Я тогда не знал, что это хлеб Мишка сохранил от своей порции. Сохранил для меня, а сам не ел уже трое суток. Он знал, а мне не говорил, что мы заблудились, и мучился — думал, что это его вина.— Пойдём, Серёжка, — повторил он ещё раз умоляюще.Но я вместо ответа протянул руку, опёрся о дерево и медленно опустился на его толстый изогнутый корень.— Вот я и сел, — сказал я спокойно. — Ты уж не сердись, Мишка. Если ты мне по шее надаёшь, всё равно я не могу идти.Корень был удобный, вроде скамеечки, спиной я прислонился к дереву, сидя как в кресле. Мне не было страшно, и есть больше не хотелось, только бы меня никто не трогал.Мишка отчаянно взмахнул руками и перевернулся на одном месте, точно собрался куда-то бежать, но вдруг остановился и, наклонив голову, прислушался.— Серёжка, — позвал он тихонько. — Храпит там кто-то… Смотри, смотри, вон там, — он показал рукой на что-то тёмное, лежавшее под кустами на другой стороне полянки. — Живое оно, может нет?Мишка уже шагнул было вперёд, но тут я собрался с силами, встал и схватил его за руку.— Мишка, — зашептал я, — не ходи, а вдруг это медведь?— Ну вот ещё, — неуверенно ответил Мишка, но остановился.Мы постояли тихо, крепко держась за руки.— Давай поползём потихоньку, к кустам поближе, — предложил я. От волнения и слабость куда-то пропала.Опустившись на четвереньки, мы осторожно поползли к тому тёмному, что лежало под кустом.— Мишка, — зашептал я опять. — Да это же человек! Ну да, человек, видишь — ноги? Он нам дорогу покажет домой. — Я помолчал. — А может быть… может быть, у него и хлеба есть немножечко. Может быть, он сыт, и ему не нужно. Даст он? Как ты думаешь?Мишка остановился не отвечая. Наморщив лоб, он всматривался в неподвижную фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93