Вот тропинка немного расширилась — впереди площадка под навесом скалы. Я живо собрала охапку сучьев, немного зелёных веток — для дыма и уютно устроилась под защитой костра. Комары так и остались висеть столбом поблизости: «Отойди от огня, мы тебе покажем!»Я достала из рюкзака коробку и, раскладывая насекомых, так увлеклась, что услышала стук копыт только у самого костра. На площадку под скалой один за другим въехали десять всадников и остановились. А я так и осталась сидеть с большим чёрным жуком в руке.
Всадники-китайцы одеты были в обычные китайские синие кофты, а за плечами у каждого — винтовка. По китайский законам за ношение винтовки «не солдатам» полагалась смертная казнь. Значит, это… А я ещё не верила Василию Львовичу… Вдруг мне стало холодно. Очень.Я и руки с жуком опустить не успела, а они спешились и захозяйничали, точно у себя дома: в мой костёр подкинули дров и уже подставили к нему два котелка с каким-то варевом. Поблизости и ключ нашёлся.— Ты что делаешь? Кто ты такая? — спросил один китаец и подошёл ко мне. По-русски он говорил хорошо.«Начальник», — подумала я.А он опустился на корточки около меня и показал на вату с насекомыми.— Это зачем? — договорил он и замолчал, ожидая ответа. Я тем временем успела собраться с мыслями.Они за пленных выкуп требуют, значит, надо так рассказать, чтобы думали, что за меня большого выкупа не получат…— Я у капитана Симановского нянькой служу, при детях, — сказала я и про себя подумала, что говорю как будто совсем спокойно.Начальник кивнул головой.— А это что?Мне вдруг словно кто-то подсказал:— Я сирота, очень бедная. Хочу на доктора учиться (они докторов уважают). Потому летом служу, зимой на заработанные деньги учусь. А это, — я показала на насекомых, — собираю и в Петербурге в аптеку продаю, из них лекарства делают.Хунхузы меня окружили, начальник перевёл им, что я сказала.Они качали головами, тыкали пальцами в моих бабочек и жуков и что-то повторяли.Начальник снова повернулся ко мне.— Ты нам лекарство сделай.Я украдкой посмотрела на баночку с цианистым калием, висевшую у пояса. Это морилка для насекомых, но смертельный яд и для людей.«Что если?.. Нет, не могу!»— Я сама лекарства готовить не умею, — продолжала я, всё больше входя в роль. — Я в Петербург везу, там продаю.— Шибко жаль, — покачал головой начальник. — Садись, ешь с нами.Аппетита у меня, понятно, не было, да ещё к каше с бобовым маслом. Но я вытащила свою кружку и ложку и постаралась притвориться, что мне очень нравится. За это мне добавили ещё.Начальник продолжал со мной разговаривать, я ела кашу и ему отвечала, а сама думала — как бы мне узнать, заберут они меня в плен или нет? Может быть, отпустят? Какой выкуп с няньки возьмёшь?Они уже садились на лошадей.— Мне, пожалуй, домой пора, — осторожно заговорила я, а сама складываю своих насекомых в коробку. Начальник усмехнулся. Мне его усмешка не понравилась, сердце защемило, но надо крепиться.— Нет, пойдём с нами, — предложил он, будто добрый знакомый.— А вы куда пойдёте? Сюда? Что же, я как раз туда собиралась пройти, а с вами лучше, не страшно. Пойду, — заключила я и сама себе удивилась — как это у меня естественно получилось.Начальник с одним хунхузом переглянулись, усмехнулись.Пошли. Начальник пешком, рядом со мной, разговариваем. А я то в одну сторону отбегу, то в другую, ловлю насекомых, в морилку складываю. Мне не мешают. И не обыскали меня. Это хорошо, пистолет при мне.Рассказала я и про свою «сиротскую жизнь», и как на доктора трудно учиться, а идём уже час, второй пошёл.— Что же, — говорю, точно сама с собой рассуждаю, — не пора ли домой?А начальник улыбается:— Нет, пойдём с нами.— Ну ладно, с вами веселее, ещё на ту сопку пройдём, может быть, ещё каких насекомых найду.Начальник опять с тем хунхузом переглянулся. С чего бы это?И тут я почувствовала — надо кончать. Как? Теперь самой себе следует правду сказать. Вон там скала нависла над тропинкой, в ней углубление. Если в него заскочить — я как в пещерке буду, только спереди ко мне подойти можно. Оттуда стрелять удобно: пять пуль им, а последняя — себе.И горше всего в эту минуту была мысль — никто не знает, что я сейчас должна умереть. Если бы хоть кто-нибудь знал, пожалел меня — было бы легче.Иду, думаю так, а кругом такая мирная красота. Но всё ближе эта расселина в скале… И это — конец.Я засунула руку в карман, тронула предохранитель пистолета. Всё! Вот и скала… И тут я остановилась. Остановился и начальник. Посмотрел на меня с удивлением.— Я дальше не пойду, — сказала я громко. — Меня капитан Симановский прогонит, куда я денусь? А ты мне дай проводника домой, чтобы не заблудиться.За меня говорил словно кто-то другой, а я сама себя с удивлением слушала.Что за глупость? Какой проводник? Стрелять надо. А сама всё говорю…Теперь мне ясно, что тогда я бессознательно старалась отдалить самое страшное. Браунинг я потихоньку уже начала вытягивать из кармана… Но начальник не дал мне договорить. Он вдруг протянул руку, дотронулся до моего лба, улыбнулся, совсем по-другому, хорошо улыбнулся, и сказал:— Пойдёшь домой. Дам проводника.Я так и остановилась на полуслове. А один из хунхузов уже сошёл с лошади, ему начальник что-то сказал, поманил меня рукой и пошёл по тропинке обратно.У меня вдруг ослабели колени, я чуть не села на землю но сдержалась.— Спасибо, — сказала я спокойно, — до свидания!И пошла за проводником, не оглядываясь.Мы прошли сто шагов, двести, триста, тогда только я поняла: спасена, мне не нужно стрелять, небо, солнце, земля — всё это моё и я не умру!Я задыхалась. К счастью, мой проводник шёл молча: я не могла бы говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93