Мишка неожиданно свистнул, но тут же зажал рот рукой, так странно и жутко отозвался свист под сводом пещеры. Нагнувшись, я приблизил лампу к заваленному отверстию. Камень, лежавший поперёк ручья, не давал возможности вытекать из пещеры всей воде, и уровень её медленно поднимался. Через некоторое время вода должна была заполнить всю пещеру.Однако эта новая угроза сослужила нам службу, вырвала нас из странного оцепенения.— Держи лампу, — сказал Мишка и, шагнув вперёд, решительно ступил в воду. Он потрогал камень, подсунул под него руку и, повернувшись, пытливо посмотрел мне в глаза.— Мырять надо, — сказал решительно. — Пропадём а то. Зальёт как мышов! У тебя сердце стерпит, мырять-то?Я почувствовал, точно и вправду, холодная рука сжала мне сердце.— Нырять… — пробормотал я, но тут же справился с собой и договорил, стараясь не смотреть на Мишку: — Велико дело! Ну, кто первый?— Я первый, — отвечал Мишка, и голос его вдруг странно дрогнул. — Коли там не пролезть, я… ворочусь, — добавил он, и я вдруг почувствовал, что его рука ищет мою. — Ты не сумлевайся, Серёжа, ну… — Он глубоко вздохнул и, словно боясь, что его решимости не хватит надолго, поспешно выдернул руку из моей и повернулся к камню.Молча я следил, как Мишка потрогал камень, точно пробуя его поднять. Затем оглянулся на меня, махнул рукой и, наклонившись, исчез в отверстии. Вода слегка запенилась, на ней закружилась воронка. Я остался один…Теперь, когда Мишки не было, темнота давила ещё сильнее. Слабое пламя лампочки, казалось, гнулось под её тяжестью и иногда пускало струйку копоти, точно задыхаясь в борьбе.Выбрался ли Мишка? А если… Я не решался договорить даже в душе.Холодная вода опять коснулась моей ноги. Нужно торопиться.Я встал и оглянулся. Лампа стояла у стены, слабый жёлтый огонёк её еле мерцал. И опять он показался мне живым существом в этом мёртвом мире. Сейчас он останется один и, вздрагивая, в страхе будет ждать, как к нему подбирается злая свинцовая вода…В последний раз взглянув на огонёк, я подошёл к разлившемуся ручью. Нырял я и плавал хорошо, но здесь… сама вода казалась не водой, а каким-то ужасным расплавленным металлом.Глубоко вздохнув, я набрал в грудь воздуха и закрыл глаза.— Голову ниже, — говорил я себе погружаясь — ближе ко дну, чтобы не зацепиться, ещё… ну…Я наполовину плыл, наполовину полз, поднимая руку и ощупывая над собой твёрдый гладкий камень. Ещё… ещё… И вдруг меня потянуло назад. Пояс штанишек зацепился за какой-то выступ сверху, а напор воды не давал повернуться. Мои усилия истощили запас воздуха в груди, в ушах зазвенело, потом что-то с силой потянуло меня за волосы… больше я ничего не помнил.Острая боль заставила меня открыть глаза. Я лежал на песке около ручья, надо мной склонился Мишка, а грудь мою жгло, точно огнём.Я застонал и пошевелился. Мишка взглянул в мои открытые глаза и, вскрикнув, кинулся меня обнимать.Он был такой бледный, что веснушки на его лице показались мне чёрными.— Серёжка, — кричал он, — живой ты, живой!.. — Он тряс и мотал меня, как щенок куклу, а затем вдруг поднял, посадил на песок и в восторге шлёпнул по груди.— Ой! — закричал я не своим голосом и оттолкнул его.Тут Мишка всмотрелся в меня пристально и вдруг густо покраснел.— Это я тебя песочком, — сказал он неуверенно. — Дышал чтобы. Ты водой примочи, а то… подрал маленько.Я опустил глаза: грудь и живот мои были покрыты частыми царапинами, точно кто сдирал с меня кожу железной щёткой.— Дышал чтобы, — пробормотал Мишка жалобно и окончательно растерялся.Тут только я понял, что случилось.— Мишка, — сказал я. — Так это ты в трубу лазил меня искать… не побоялся?— Ну и лазил. Велика невидаль! Саданул ты меня там, пока я тебя за волосья… А кожа зарастёт. Не маленький!Он схватил пальцами правой ноги камешек, подбросил его кверху и ловко поймал на подъём.— В глаз чего-то попало, с камня с этого, — пробурчал он и отвернулся. Плечи его вздрагивали.Я молчал. Похоже, Мишку лучше сейчас оставить в покое. Кроме того… камень, должно быть, и в самом деле был очень грязный, и с него что-то попало в глаз и мне…Мишка ещё потоптался на месте, запустил руку в карман мокрых штанишек, и там что-то глухо брякнуло.— Слыхал? — спросил он с оттенком прежней весёлости и опять брякнул.— Что это? — спросил я.— Открытия! — И Мишка с торжеством вытащил из кармана горсть камешков. — Как мырять, значит, я с полу подобрал. Коли там руды какие — гору и сверху продолбать можно. Понял? — И, сунув камешки обратно в карман, он наклонился ко мне. — До дому-то дойдёшь? — спросил он заботливо.Я слабо кивнул головой и внезапно опустился на песок.— Миш, я на минутку, — пробормотал я, чувствуя, что глаза мои уже не смотрят, а скала заколыхалась и поплыла куда-то…— Серёжка, Серёжка, — услышал я, будто издалека, испуганный Мишкин голос. — Солнце, глянь, садится. Куда же мы ночью-то? Вставай, слышь!— Сейчас, — бормотал я, — я на минутку, Мишка…— Вот те клюква ягода, — раздался вдруг надо мной густой незнакомый бас. — Мишка, ты чего это тут ворожишь?Я с трудом приоткрыл глаза и взглянул вверх: высокий бородатый человек наклонился и пристально меня разглядывал.— Дяденька Степан! — радостно закричал Мишка. — Серёжка это, из Москвы который. Мы с ним дружим!— «Дружим…» — передразнил человек. — Тебе попадись только, отчаянная голова. То-то ты его уж задружил совсем.На этом, как я ни старался, глаза мои закрылись окончательно.— Дяденька Степан, — услышал я ещё через некоторое время далёкий Мишкин голос. — Ты его на седло поперёк себя ложи, а я и так добежу, я — скорый. Поперёк! Вот!— Самого бы тебя поперёк — ремнём хорошим, пострелёнок, — проворчал бас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93