Заставляю себя двигаться по комнате под наблюдением слонов. Здесь все наблюдающее, выжидающее. Хозяин дома приносит мне пожитки, сумку, которую я в свое время здесь оставила. Видя, что я не открываю ее, приносит мне книги. На английском только три, остальные на японском, которого я почти не знаю. Сижу возле открытого окна, читаю Библию короля Иакова, энциклопедию Пирса 1892 года издания с доводами в пользу того, что земля плоская, стихами Роберта Луиса Стивенсона.Мама, тише говори со мною, Что-то очень близко и большое, Что-то маленькое и вдали, Мне так страшно, что не объяснить…Странные это вещи, книги на пустынном острове. Фамильные ценности с надписанными полузнакомыми именами. Хикари от дедушки Майкла. Мари в день ее свадьбы, 1946 г.На левом бедре у меня тридцать швов. Я закрываю их ладонью, склоняясь, сидя на табурете в ванной. Самые темные синяки у меня под ребрами. Через неделю они начинают светлеть. Кровоизлияние превращается в лиловый пояс над левым бедром.Уже конец ноября. Холоднее становится только ночами. Вечера я провожу внизу, довольная собой и теплом камина. Радиоприемник вещает по-японски и по-корейски. Дети угрюмые, злые от обиды, хотят, чтобы я убралась. По возможности избегаю их. Прислушиваюсь к их спорам и играм, приходам и уходам. Вдали постоянно слышен шум чаек и моря.Разговариваем мы осторожно. Только о настоящем, избегая прошлого и будущего, того, почему я приехала и почему остаюсь. Не касаясь несчастных случаев.— У вас много книг.— Я люблю читать.— Ни единой фотографии. Ни одного портрета членов вашей семьи.— Я могу то же самое сказать о вас. Держите.— Что это?— Приспособление для убивания рыбы.— А это?— Тоже.— Они, должно быть, уплывают за милю, завидя вас. Великий Белый Охотник восточного побережья. Что вы имеете против них?— Ничего. Мне нужно кормиться. Они не уплывают.— И все же, уверена, вы бы заставили их уплывать, если б могли. — Жду его улыбки, хочу ее. Могу себе в этом признаться. — А это что?— Изделие Ирэн.— Не может быть.— Амулет на счастье. Для моей лодки. У нее умелые руки. Вам нравится?— Особенно стекло. Похоже, вы можете убить этой штукой множество рыб. И, должно быть, гордитесь дочерью.— Конечно. Всякий раз.— Говорите вы не очень уверенно.— Почему бы нам это не выяснить?Он с широким разворотом направляет лодку из гавани. Мы держим курс на юго-восток, к Тосскому заливу. День прекрасный, небо и море такие голубые, что там, где они сходятся, линии горизонта почти не видно. Я оглядываюсь на мыс, он уже далеко. Над ним вздымается зеленый-зеленый остров.Он смотрит в море, правя лодкой, окидывает взглядом рябь и гладкие поверхности, означающие течения и мели. В одном месте, неотличимом для меня от всех прочих, заглушает мотор. Мы сидим, пьем пиво «Саппоро» из холодильника, ловим морского окуня и черного леща.— Приятное занятие.— Рад, что вы так находите.— И больше ничем не занимаетесь?Он хмыкает.— Езжу на рынок в Коти. Работаю на участке. Забочусь о детях.— Вам никогда не хотелось заниматься чем-то другим?— Нет.Он пьет пиво, глаза его сощурены.— У вас должны были быть какие-то цели. Стать пожирателем огня, международным плейбоем, премьер-министром Японии.— Нет. — Потом более тихим голосом: — Я хотел быть учителем.— Из вас получился бы неплохой.Я не спрашиваю, почему он так и не попытался. Быть учителем значило бы жить среди людей. Жить среди людей — подвергать риску «Братьев». Я точно знаю, словно он сказал мне, как эта драгоценность способна разрушать жизни.Клюет одна рыба, затем другая. Я с трудом вытаскиваю ставриду. Мужчина сидит на корточках подле меня, потрошит ее на палубе. Улыбается.— Поздравляю.В рубке есть искусственный лед.— Где?— Под сиденьем. Синий ящик. — Он кричит вслед мне: — Каори-чан…Я останавливаюсь у двери рубки. Он все еще склоняется над рыбой, лицо его в тени. В радиомачте гудит ветер.— Каори — это ваша жена?И мы уже сблизились. Пересекли границу и вошли в некий тесный круг. Хикари Мурасаки качает головой. Встает и берет наши удочки.— Нужно возвращаться, — говорит он. Сматываемые катушки поют в его руках. — Надвигается дождь.Я думаю о нем. О его руках, покрытых рыбьей кровью. О том, как он всегда смотрит на меня. Высматривая что-то, словно ребенок с самолета, но не как ребенок.Сон бежит от меня. Сижу до утра у окна, глядя на море. За дюнами волны надвигаются и надвигаются, не приближаясь.Воскресенье. На рассвете он конопатит шлюпку возле гинкго. Я сижу на крыльце, пью кофе. На нас падают первые лучи солнца.— Спасибо, что взяли меня на рыбалку.Он кивает. Во рту у него гвозди. Над дюнами взлетает жаворонок.— Вы всегда жили здесь?Он вынимает гвозди.— Не всегда. Вид у вас получше.— Я чувствую себя лучше, — говорю, это действительно так. Даже ребра срастаются. — Я не спросила, чью комнату заняла.— Тома. — Хикари достает из мешка паклю. — Он может пожить вместе с Ирэн, пока вы здесь.— Мне долго оставаться здесь не нужно.В его лице ничего не меняется. Осторожно, улыбаясь от усилий, он заколачивает паклю между досками.— Куда вы отправитесь?— Не знаю. — Обхватываю обеими руками чашку. — Они не хотят разговаривать со мной, Ирэн и Том.— Да.— Из-за собаки?— Из-за Лиу.Он распрямляется и идет к крыльцу. Садится и пьет мой кофе. От напитка в солнечном свете поднимается пар. На Хикари клетчатая рубашка с короткими рукавами, в ней он выглядит старше.— Можно поговорить о нем?Хикари поворачивается ко мне, обдумывает вопрос.— Будь он жив, уже вернулся бы.— Простите меня.— Вы не виноваты. — Он по-прежнему смотрит на меня. Зрачки его сужены из-за моей близости. — Мне не нужно было посылать его за вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139