Я не спрашиваю, откуда он знает. Рылся ли он в моих вещах. Сейчас это так мало значит, что я была бы довольна, если б так оно и было. — Не много же доставила вам радости эта вещь.— Должна признать, да. — Я сматываю леску. Забрасываю снова. — Может, она была проклята еще до того, как я стала ее искать.— Нельзя ведь, в конце концов, заниматься этим вечно.И он смотрит на меня, хмурясь от солнца, улыбаясь, пока я не улыбаюсь в ответ.Он все утро читает. Я вижу его из кухонного окна, одного, там, где начинаются дюны. Наливаю в стакан виски, добавляю льда, выхожу и подсаживаюсь к нему.— Что читаете?— Одну историю.Хикари сидит в траве, привалясь спиной к песчаному холмику, с книгой на коленях. Берет стакан, благодарно кивает. Виски японское, дешевое и обжигающее. Вода выявляет его сладость.— Никогда не увлекалась историями.— Почему?— Не было на них времени.— Ваша жизнь полна историй.Я улыбаюсь, чуть сдержанно.— И на них у меня нет времени.Хикари закрывает книгу.— Это история Гильгамеша. Она происходит в тех местах, откуда родом мой дедушка. Очень древняя, ей пять тысяч лет. Она уже была давней ко времени появления «Одиссеи». Древнее Библии.Я беру у него книгу. Текст японский, множество вставок. Латинскими буквами, арабскими. Почти знакомые мне названия — Ниневия, Ур. Усаживаюсь. Вдали за бухтой вижу возвращающийся в Тосу прогулочный катер.— И что там происходит?— Царь Гильгамеш теряет ближайшего друга. Впервые испытывает страх смерти. И отправляется на поиски бессмертия.— Это все?— Нет. — Хикари улыбается. Ветер шевелит листы книги. — Он сражается со львами, спускается в подземный мир, встречается с умершими. Обычные похождения царя-героя.Я жадно глотаю виски, оно движется по пищеводу к пустоте в желудке.— Почитайте мне.— Если хотите.Я отдаю ему книгу. Хикари раскрывает ее. Голос у него такой тихий, что я вынуждена податься ближе.Вынес стол большой, деревянный,Сосуд из сердолика наполнил медом,Сосуд из лазури наполнил маслом,Стол украсил и для Шамана вынес. Здесь и далее перевод И. Дьяконова.

Страницы шелестят в его руках. Время идет. Лед позвякивает в моем стакане. Разглядываю его лицо, пока есть такая возможность. Жесткий горбоносый профиль.По дороге Шамана стопы он направил.Первое поприще уже прошел он —Темнота густа, не видно света.Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.Второе поприще уже прошел он —Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.Третье поприще пройдя, он вспять возвратился.В высоком небе проносится ласточка. Я моргаю. Ощущение такое, будто была в полудреме. В голове боль. Негромкий голос Хикари звучит ритмично.Четвертое поприще уже прошел он —Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.Пятое поприще уже прошел он —Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.— Хватит, — говорю я. Голос мой звучит нетвердо. Пытаюсь подавить чувство беспокойства. — Дальше можете не читать. Мне не нравится.Шестое поприще уже прошел он —Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.— Хикари.Его имя непривычно моему языку. Кожу покалывает. Ласточка снова пролетает над нами. Ныряет вниз.Седьмое поприще пройдя — он прислушался к мраку.Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.Восьмое поприще пройдя — в темноту он крикнул.Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.— Хикари…Внезапно к глазам подступают слезы, в груди поднимается отчаяние. Мужчина рядом со мной по-прежнему негромко читает, опустив голову.На девятом поприще холодок он почуял, —Дыхание ветра его лица коснулось, —Темнота густа, не видно света,Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.На десятом поприще стал выход близок, —Но как десять поприщ поприще это.На одиннадцатом поприще пред рассветом брезжит.На двенадцатом поприще свет появился.Он раскрывает объятия, и я падаю в них. Он гладит меня по голове. Руки его спускаются к боли в моих покрытых синяками бедрах, между ними. Пока мое тело еще пребывает в нерешительности, мы уже занимаемся любовью.Он входит в меня. Расстегивает мою рубашку, расстилая ее под нами. Моя влага на его бедрах. Под головой у меня сухой песок. Ритм Хикари захватывает меня, и я закрываю глаза от удовольствия.Он говорит что-то мне на ухо. Я не понимаю. Не понимаю даже, на каком языке это сказано. Кончаю, вскрикиваю, ощущая на губах его губы. Море спокойно.— Хикари.— Да?Уже поздно. Его комната в темноте какая-то необычная. Стены голые; мебели мало. Комната мужчины. Возле двери домашний алтарь. Подношения его богам: баклажан, рисовая лепешка. Переворачиваюсь на бок, хочу снова пробудить в нем желание.— Он нашел это?— Что?— То, что искал.Жду, прислушиваясь, его улыбки. Слышу ее в дыхании.— Нет.— Почему?Снаружи стрекочут цикады, последние перед зимой.— Он хотел того, что ему не предназначено. Того, что не мог получить.— И что же, он просто возвращается домой и умирает? В чем здесь мораль? Ему следовало искать что-то другое?Хикари молчит в раздумье. Я почти засыпаю, когда он говорит:— Здесь нет морали. Это история другого рода.Четыре дня льет дождь. Лес совсем мокрый. Птицы-древесницы поют всю ночь, сбитые с толку шумом воды. Туристы возвращаются в Тосу, остается лишь торговец жареными осьминогами, он прячется от дождя в своем трейлере. Том с Ирэн хандрят дома, спорят из-за того, что слушать по радио, время от времени принимаются за уроки. Хикари часами ловит рыбу или работает на участке, выкапывает корни лотоса под проливным дождем.Я гуляю каждый день. Погода напоминает мне об Англии и поэтому нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139