Жизнь в тот момент была более чем отвратительной, но я не разделял стремление тех людей укоротить мне ее.Они не заметили нас, не думаю. Но они палили из пулеметов по кругу, и пули яростно плясали вокруг.Я видел Толстого и Монока. Как инвалиды, выпавшие из инвалидных колясок, они на руках ползли по заросшей земле джунглей. Медленно, очень медленно они находили дорогу, прячась за деревьями. Потом я увидел, что Толстый упал в воронку, оставленную артиллерийским снарядом. Мы с Барни направились к нему и по пути наткнулись на Фремонта.Он был в ужасном состоянии: его внутренности вываливались. Фремонт стонал и был едва жив. Из его живота выпадало черно-красное месиво, в которое он запустил руку, пытаясь удержать этим ускальзывающую от него жизнь.Над нами беспрестанно летали японские пули, образуя смертоносную арку.Лежа на животах, мы с Барни подхватили его под руки и поволокли к ближайшему окопу. Засунув его туда, мы обнаружили, что он был уже без сознания. Слишком много народу для одной маленькой ямы! Я, как безумный, огляделся вокруг. Я весь горел и видел окружающее сквозь кровавую пелену.Тем не менее, я увидел его – другой окоп, побольше, в десяти ярдах от нас. А перед окопом, между нами и тем местом, откуда в нас палили япошки, лежало поваленное дерево, упавшее от разрыва бомбы. Как раз возле окопа, рядом с поваленным деревом упал Монок. Пулеметная очередь прошила его ноги до самой задницы.Теперь стреляли уже не из одного пулемета, добавилась ружейная пальба. В нас ли они стреляли?Мы с Барни подползли к окопу. Я нырнул вниз, а он подтолкнул Монока, и мы все вместе оказались в укрытии. Между нами и япошками было это огромное поваленное дерево, но они продолжали палить, и пули свистели уже совсем близко от нашего убежища, поэтому пора было переставать прятаться и отвечать на их обстрел.Тут в окоп вполз д'Анджело и произнес, ухмыляясь:– Я же говорил, что какашка была еще теплая.– Заткнись и стреляй, – сказал я ему.– Тебе придется поддержать меня, – ответил он. Он был ранен в ногу.– Еще и тебя! – сказал я.– Спасибо за добрые слова, папаша. Поддержи-ка меня!Я помог ему сесть, и он начал отстреливаться из своего «М-1». Наши усилия казались просто смешными по сравнению с тем шквалом огня, который они на нас обрушили. Барни попытался перебросить в соседний окоп винтовку Фремонта и БАВ – большую автоматическую винтовку – Толстого, но они закричали, что испытывают страшную боль и слишком слабы, чтобы стрелять.– Вы, ребята, сможете уделать их лучше, чем мы, – крикнул Толстый. – Удержите их...Его голос затих.– Убит? – спросил я своего друга.– Похоже, он просто отключился, – ответил Барни.– У него есть компания, – сказал я, кивнув на едва живого Монока и упавшего д'Анджело.– Господи! Но ведь он не умер?Я пощупал пульс д'Анджело у него на шее.– Нет, он просто без сознания. Пули продолжали свистеть и жужжать у нас над головами.Я позвал Фремонта, но он не откликнулся.– Кажется, нам крышка, приятель, – сказал я Барни. – Все остальные уснули.Я вспомнил слова капрала Мак-Рея, которые он сказал мне еще там, в учебном лагере, о том, что во время боя не поспишь. Он был не прав. Так не прав!– Они не спят, – проговорил Барни, имея в виду этих сукиных сыновей, которые поливали нас пулеметным огнем.Не спал и Уйти. Я слышал, как он, еще не совсем мертвый, стонет рядом, причитая:– Мама, мамочка, папа, отец, пожалуйста, помогите мне.И он снова закричал.Я в жизни не слышал ничего более грустного, но не заплакал. Я был в этом заброшенном мире, в этом нелепом, оставленном всеми месте, где люди под огнем стараются не сойти с ума во время всеобщего безумия.С безнадежным отчаянием я продолжал стрелять из моего «М-1» в беспрерывный дождь японских пуль.Я думал о том, когда придет моя очередь уснуть.А если я усну, суждено ли мне проснуться? 5 Барни прислонился к стволу упавшего дерева, стреляя из БАВ. Большая автоматическая винтовка делала его похожим на безумного седого карлика. У него сейчас был такой взгляд, который, наверное, встречали его противники на ринге. Я был знаком с ним давным-давно, но ни разу не видел у него таких глаз.Ствол моего «М-1» раскалился: я расстреливал обойму за обоймой. Я тоже облокотился о дерево и даже не мог видеть тех, в кого стрелял. Лишь изредка мелькавшие в джунглях тени да пули, косившие растительность вокруг нас, доказывали, что там был кто-то живой.Позади себя я услышал страшный крик. Резко обернувшись, я, как штыком, уперся дулом моего «М-1» в грудь Монока. Он пришел: этот большой индеец пришел сюда, крича от боли. Монок перепугал меня до смерти, но бедняга был не виноват.Монок пришел и тут же потерял сознание, а потом внезапно очнулся и начал стонать, плакать и даже иногда кричать: он был похож на большое раненое животное. Бедняга был слишком ослаблен и испытывал слишком сильную боль, чтобы помогать стрелять или даже заряжать оружие. Его ноги были в ужасном состоянии. Мы ничего не могли сделать для него, даже используя наши комплекты первой помощи.– Песенка БАВ спета, – сказал Барни, опуская большую винтовку.– У Уоткинса в поясе пятьдесят запасных патронов, – вспомнил я. – Хочешь, я проползу туда и принесу их тебе?Барни покачал головой.– Я сам пойду. Ты ослаб от малярии, тебе не встать на ноги, если ты оставишь это бревно.Я не стал с ним спорить. Он был прав: на моем лбу можно было приготовить яичницу.Барни продолжал:– Как бы то ни было, я хочу остаться в том окопе на некоторое время и пострелять оттуда. Пусть эти сволочи думают, что имеют дело с целой толпой здоровых морских пехотинцев.– Почему бы и нет? Тогда уж возьми и запасной патронташ от винтовки Фремонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106