Поверите ли? Я долго жалел, что не стал академиком, а то написал бы книгу о высшей мифологии, в применении к теме любви.
— Так напишите, — сказал Эктор, думавший о брате Иоанне и понукавший свою лошадь, не задумываясь, что мог бы раздавить нескольких обывателей.
— Счастье уже делает вас эгоистом. Под какой звездой вы родились? Вы можете сказать подобно Цезарю: пришел, увидел, победил. Потому что вы победили.
— Ну, скажите, — отвечал Эктор, — вы серьезно?
— Серьезней самого папы.
— И вы думаете…
— Я думаю, что сегодня в первый раз в жизни я не желаю называться герцогом Беррийским.
— И это потому, что по капризу мне поручена должность казначея, потому что каприз доставил мне полчаса разговора наедине, потому что случай дал мне в руки цветок, ваше воображение разыгралось?
— Во-первых, мой друг, позвольте мне заметить, что уж слишком много капризов и случаев одновременно…С такими добрыми товарищами заходят далеко…
— Да, когда идут, но если остаются на месте?
— Никогда не остаются!
— Однако, возразил Эктор, — если вы меня принуждаете говорить серьезно о вздорных вещах, почему же принцесса удостаивает меня внимания, которым не награждает других?
— Потому что, априори, как говорят в Сорбонне, им всегда удостаивают кого-то. Этим кем-нибудь мог быть другой, но вперед вышли вы.
— Это не доказательство.
— Доказательств у меня десятки. Во-первых, в тот момент, когда вас считают в изгнании, то есть, более чем мертвым, вы неожиданно являетесь из армии, как принц сказок Перро. С первого раза вы овладели милостью короля, этой неприступной крепостью. Тут есть чем, согласитесь, привлечь внимание людей. Но это ещё не все. В это дело вмешивается таинственность. Рассказывают чудеса о вашей храбрости, и я кричу громче всех. К том уже Венера всегда обожала Марса. Вы молоды, хорошо сложены…
— Есть столько других, гораздо лучше.
— Три четверти мужчин будут служить доказательством обратного. К тому же о вас идет молва как о человеке, влюбленном в незнакомку.
— А, вот как!
— И вы мне ею обязаны.
— Но зачем же вы проговорились?
— Сам не знаю. Я думаю, что это случилось как-то вечером во время разговора о Пираме и Тизбе. А в наше время подобные любовники редки. Ваша слава приняла в четверть часа колоссальные размеры: придворные дамы вздыхают, вспоминая о вас.
— Что за глупость!
— Вы разорвали десяток любовных связей. Уже это могло возбудить любопытство женщины. Верность — магнит, их привлекающий. Если бы вы не любили, если бы, главное, вы не были любимы, на вас, может быть, не обратили бы внимания. Но теперь ваше положение самое выгодное, и ваша победа обещает придворным Евам всю прелесть, всю остроту, всю обворожительность запретного плода.
Эктор улыбнулся, а Фуркево продолжал:
— Я не ошибаюсь на этот счет: мужчина сделан из сена, а женщина — из огня. И если есть наука, в которой я немного сведущ, так это география нежной страсти. От тропинок услужливости 1 0до рощи совершенного блаженства 1 0не так далеко, как думают, и вы убедитесь в этом по опыту.
— Надеюсь, что нет.
— Боже мой, что я слышу? — вскричал Поль.
Но Эктор, видевший перед собой Пон-Нев, уже его не слушал. Оба всадника осмотрели мост со всех сторон.
Брата Иоанна там уже не было.
Прохожие, к которым Эктор обращался с расспросами, ничего не видели. Там и сям стояли группы гуляк, солдат и бродяг, но ни один из них не обращал внимания на двух дворян.
— Ну вот! — сказал Кок-Эрон, не перестававший ворчать с самого отъезда из Марли, — вот что значит ловить ворон в аллеях сада.
— Эй, приятель, — важно заметил Фуркево, — говори повежливей о незнакомых тебе птицах.
— А мне что за дело до них? Трещат чечетками о пустяках, а о разговоре с дельными людьми забывают.
Эктор проехал десять раз взад и вперед по Пон-Нев. На десятом круге он остановился.
— Если брату Иоанну нужно будет со мной переговорить, он знает, где меня найти, — сказал он, — прекратим поиски.
— Вы возвращаетесь в Марли? — спросил Поль.
— Совсем нет, я еду к Рипарфону.
— Тогда спокойной ночи! Я с вами расстаюсь.
— Вы едете к Сидализе?
— Да, мой друг, добродетель обязывает выполнить свой долг.
— Как вы это понимаете?
— Очень просто. Я чувствую себя очень расположенным к меланхолии, а когда я в таком состоянии духа, я готов сделать много глупостей. Сидализа мой щит и покров.
Поль отправился к Сидализе, а Эктор поехал берегом Сены. Некоторое время спустя он вдруг услышал за собой цокот копыт. Обернувшись, он узнал Поля.
— А как же добродетель, предписывающая вам ехать к Сидализе? — спросил Эктор.
— Признаться, — ответил Поль, — я раздумал. Видите ли, я часто размышляю, хотя этого никто не замечает, и это размышление меня убедило, что вежливость запрещает мне посещать особу, меня не ожидающую.
Эктор посмотрел на Поля с улыбкой.
— Смейтесь сколько вам будет угодно. Я не любопытен и не хочу знать того, чего не знаю. Есть ревнивцы, которые, подобно волкам, прокрадываются ночью к своим красавицам; эти люди неделикатны. Есть любовники, которые стучатся в дверь, когда их полагают за тысячу верст; это ветреники.
— И вы не хотите быть ни деликатным, ни ветреным?
— Вы угадали.
Разговаривая таким образом, оба всадника приехали на улицу Сент-Оноре.
Лакей стоял на крыльце, ожидая Эктора.
— Ваше сиятельство, — сказал этот лакей маркизу, — в сумерках пришел человек, который вас спрашивает.
— Сказал ли он тебе свое имя?
— Да, ваше сиятельство, его зовут братом Иоанном.
— Где он?
— Он там, наверху, ожидает ваше сиятельство.
— Я был в том уверен, — прошептал Эктор.
И, спрыгнув с лошади, он проворно вбежал по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114