— Так и сказали?
— Да, — ответили его друзья.
— И они ещё живы! Их имена, чтобы я мог их убить!
— Они уже наказаны…Впрочем, мы поклялись молчать, — сказал Рипарфон.
Мертвенная бледность разлилась по лицу Эктора. Он упал в кресло и обхватил голову руками.
Но тут прибыл гонец и доложил, что герцог Орлеанский повсюду спрашивает Рипарфона, желая его видеть.
— Сейчас буду, — сказал герцог. — Если рана вас не очень беспокоит, поедем, Фуркево, и вы тоже, Эктор. Я предвижу, в чем дело, и думаю, что вы будете нелишними.
— Ага, — сказал Поль, — вы, стало быть, не забыли, что имя его светлости так часто поминалось вместе с именем Эктора?
Прибыв в Пале-Рояль, трое молодых людей нашли герцога Орлеанского, молча вышагивающего по кабинету. Его выразительное лицо носило на себе следы сильного огорчения и негодования.
— А, вот и вы, мсье, — сказал он при виде Рипарфона. — Да вы не один. Тем лучше. Добро пожаловать, господа. Мы все достаточно знакомы и можем говорить откровенно. Знаете, господа, что здесь произошло? — продолжал он, терзая пальцами кружево своей сорочки. — Вещь любопытная, даю честное слово! Вы молчите? Хорошо, я вам скажу, я сам. Меня, Бурбона, внука Анны Австрийской и короля Людовика XIII, главу младшей линии, обвиняют в отравлении.
— И вас тоже? — воскликнул Эктор.
— А, так я не один? — отозвался принц, — вас, Шавайе, тоже обвиняют?
— Друзья, дравшиеся за меня, кое-что знают на этот счет.
— Итак, самая низкая клевета чернит самых благородных, самых храбрых! О, вам, господа, тоже не избежать её, — прибавил принц, обращаясь к Фуркево и Рипарфону, — ваши отношения со мной слишком дружеские, чтобы вас пощадили.
— По крайней мере, мы будем в хорошем обществе, — улыбнулся Поль.
— Вы так воспринимаете дело, милый граф! Вы с удовольствием слушаете самые трагические истории! Вы смеетесь!
— Ваша светлость, я смеюсь…Да разве вы не видите, что дай я волю моему гневу, поджег бы Версаль?
— Вот что называется говорить дельно, — произнес принц, пожимая руку Фуркево. — Знаете, что я готов был сделать сегодня утром при первом известии об этих ужасных сплетнях? Я хотел ехать к королю, в Марли, и именем крои, текущей в моих жилах, просить у него позволения публично вызвать моих клеветников на дуэль.
— Прекрасно! — сказал Поль.
— Какое сумасшествие! — прибавил Рипарфон.
— Я сделал бы это, но герцогиня Орлеанская мне в том помешала.
— Она правильно сделала…Этого требовало благоразумие.
— Послушайте, милый герцог, — возразил Поль, — вы хотите взбесить меня своим благоразумием. Прекрасное благоразумие — оставаться сложа руки! Его светлость был тысячу раз прав. Надо смело бросить вызов, извлечь шпагу и убить тех, кто дерзнул представиться!
— Поэтому вы никого не убьете и никто не представится! Вы с ума сошли, воображая, что вся эта клевета примет человеческий образ и скажет:» — Разите, я здесь!» Нет, клевета таится, пресмыкается, отравляет, но не выходит с открытым лицом. Вы бы наделали много шума, вызвали много злословия, и больше ничего.
— Но нельзя же терпеть гнет этих ненавистных обвинений! — воскликнул герцог Орлеанский.
— Вы принц и не умеете терпеть? — возразил Рипарфон.
— Тереть, всегда терпеть. Вся жизнь моя прошла в покорности и терпении.
— Разве вы убьете клевету ударом шпаги?
— Нет, но, по крайней мере, убивают клеветников, — заметил Поль.
— Да, тех, которые имеют неосторожность разговаривать, когда считают, что они наедине, но кто будет достаточно дерзок, чтобы стать обвинителем перед его светлостью герцогом Орлеанским? Разве при дворе найдется дворянин, достаточно безумный, чтобы это сделать? — спросил Рипарфон.
— Это справедливо. Герцогиня Орлеанская говорила мне то же самое, — заметил принц.
— Ваше происхождение, ваше громкое имя вам покровительствуют. С вами дружит король, который в глубине сердца вас любит, потому что никакие наветы не могли заглушить в нем голоса крови. Пристыдите же ваших врагов вашей честностью, и вы заставите их молчать.
— Все это политика и интриги, а вам известно, как мало я в них сведущ, — сказал принц.
— Ваша светлость, — возразил Рипарфон, — обязанность принца изучать то, чего он не знает.
Герцог Орлеанский, ходивший по комнате, остановился и покраснел. Пламя гнева блеснуло в его глазах, но он сдержался и, шагнув к другу, протянул ему руку.
— Вы меня искренне любите, Рипарфон, — сказал он, — вы правы, и я вам верю.
— Господа, — вмешался в разговор Эктор, — теперь моя очередь говорить. Его светлость может ждать. Его происхождение служит ему защитой, но я — другое дело. Согласитесь, что я значу? Простой дворянин, все достояние которого — его честное имя. И этому достояние осквернено. Я буду защищать его до смерти. Имя, которое я хочу дать мадмуазель Блетарен, я принесу ей незапятнанным. Я объяснюсь с королем.
— С королем? — воскликнул Рипарфон. — В подобную минуту и о таком предмете?
— Я рискую своим будущим, своей свободой, может быть, жизнью, если хотите. Но я с ним объяснюсь.
— И прекрасно сделаете, — кивнул Поль.
— Наследник оставил некоторые выписки относительно дела мсье Блетарена, — продолжал Эктор. — Они находятся в его кабинете в Версале. Бумаги, которые меня интересуют, не были найдены: я справлялся и знаю это. Но я пойду сам в комнаты наследника, и когда бумаги будут в моих руках, я передам их королю, и он все узнает.
— Вы ставите на карту все, — заметил Рипарфон.
— Так ставьте же скорее, — произнес герцог. — Решительные меры всегда самые лучшие.
— Вы выиграли в первый раз, и выиграете во второй, — прибавил Поль.
Эктор пожал друзьям руки и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114