Дети пытаются надругаться над детьми. В какую пропасть катится мир?
— Ты знаешь, кто я? — грозно спросил я. Когда она отрицательно помотала головой, я прибавил: — Я тот, кто спас тебе жизнь. Иди.
Она осталась стоять.
— В этом городе что, все с ума посходили? Я сказал — иди! — взревел я.
На этот раз она послушалась. Девушка повернулась и убежала — через миг ее уже не было.
Солдаты по-прежнему ничего не понимали.
— Вы хотели… чтобы мы погнались за ней, мироначальник? — отважился спросить один из них.
— Нет. Я хотел ее отпустить.
— Но, мироначальник… — воззвал ко мне Гэвин, который по-прежнему лежал на земле, опасаясь вытащить нож из раны, чтобы не хлынула кровь. — Я не сделал ничего такого, чего бы не делали другие! Почему же… почему вы не стали ее наказывать за то, что она напала на меня?
Я грустно улыбнулся и ответил:
— Ты сам сказал: пути мои неисповедимы. И на своем неисповедимом пути… я решил, что это ты заслуживаешь наказания.
— Но… но… — И, отчаявшись понять меня, он воскликнул: — Мироначальник, вы же сами чинили насилие над женщинами, разве нет?
Я немного побледнел, но, пожалуй, в свете вечера это было незаметно.
— Да или нет — что с того?
— Если да, то разве вы не заслуживаете наказания?
Один из солдат с искаженным от гнева лицом вдруг шагнул вперед и пнул Гэвина в ребра — как раз туда, где торчал кинжал. Мальчишка громко вскрикнул и сжался от боли.
— Как ты смеешь? Как смеешь ты спрашивать живого бога! — закричал солдат и отвел ногу, явно собираясь повторить свое наставление.
— Хватит, — резко сказал я, и он замер на месте. Я мрачно оглядел всех, потом указал на Гэвина и сказал им: — Помогите ему.
После чего натянул поводья, развернул лошадь и продолжил свой путь в Верхний город. Моя свита последовала за мной на некотором отдалении, явно недоумевая, зачем я сделал то, что сделал. Я был очень рад, что мог не заботиться ни о чем, что бы они ни думали.
Один дом среди всеобщего хаоса и разорения подготовили для нашего прибытия. Явно кто-то послал предупреждение. Люди, готовившие дом, проделали изрядную работу. Освещение давали сотни свечей, придавая жилищу почти романтический вид. В доме было с десяток комнат, и самую большую мы с леди Кейт заняли под спальню. Мы не собирались задерживаться в доме надолго — нас манила родная крепость Бронебойсь. Но леди Кейт заметила, что слишком часто мы просто брали города штурмом, жгли их и грабили и продолжали путь, оставив за спиной дымящиеся руины. Поэтому было весьма разумно использовать Золотой город как временную базу, занявшись теми врагами, которые осмелились бросить нам вызов и причинили нам неудобства (не важно, насколько временные). Уж не говоря о том, что они убили мою лошадь.
Слуги были уже там, готовые удовлетворить все наши потребности. Вдали по-прежнему раздавались крики и грубый смех, но по большей части они доносились из нижней части города, отделенной от нас зубчатой стеной. Хотя и в Верхнем городе вовсю шли грабежи, в радиусе одного квартала расположился эскадрон солдат, для того чтобы вокруг нашего временного пристанища никаких происшествий не было. Когда с наших потных тел была смыта дорожная грязь и сажа от пожаров, стали поступать доклады о том, как проходит наше вторжение. Еще оставались очаги сопротивления, но мои люди были готовы безжалостно уничтожить их.
Я растянулся на кровати, которая оказалась удивительно мягкой, и, заложив руки за голову, смотрел в потолок. Кейт, уставшая за день не меньше, чем я, прилегла рядом со мной, положив голову мне на плечо. К своей досаде, я снова вспомнил требовательный вопрос Гэвина: «Разве вы не заслуживаете наказания?»
Я ощутил, как что-то темное пробирается в мою душу, что-то такое, от чего мне хотелось отшатнуться, однако в то же время я тянулся к этому всей душой. Разве я не заслуживал наказания?
— А это, по-твоему, что такое? — пробормотал я.
— М-м-м? — мурлыкнула леди Кейт, засыпая.
— Ничего, моя дорогая, — ответил я и сам погрузился в темноту.
Не раз в жизни я бывал зол, но злости большей, чем та, какую я испытывал сейчас, трудно было припомнить. Если бы в руке у меня оказался меч, могло бы случиться кровопролитие.
Я стоял во дворе позади дома и смотрел на своих помощников, которые все как один изображали крайнее раскаяние. День был бы солнечный, если бы небо над головой не оказалось затянуто густым дымом от пожаров, бушевавших всю ночь. Хотя их в основном потушили, сажа и чернота густо висели в воздухе. Во рту у меня начинало першить, и настроение от этого не делалось лучше. Мордант сидел у меня на руке, и я всерьез раздумывал, не крикнуть ли: «Мордант, выцарапай им глаза!» — чтобы посмотреть, послушается ли он. Но моя злость отражалась и в настроении хролика, потому что он громко шипел на Кабаньего Клыка, Охлада и Того Парня, что заставляло их беспокоиться о своем здоровье. Для этого у них имелись веские причины.
— Напомните мне, — холодно начал я, — не было ли человека, у которого голос очень сильно напоминал мой, да и сам он изрядно на меня походил… Так вот, не приказывал ли тот самый человек, что ранее упомянутый Меандр — мой и только мой?
— Да, мироначальник, — начал Кабаний Клык, — но…
Я не стал дожидаться, пока он закончит, а шагнул вперед, да так, что чуть ли не ткнул Мордантом ему в лицо.
— А теперь вы, господа, собрались здесь для того, чтобы сообщить мне: его поймали, но он не в том состоянии, чтобы можно было предъявить мне. Знаете, что для меня это означает, господа? Это означает, что он мертв, и если это так, тогда обещаю вам, — и голос мой загремел от сдерживаемого с трудом гнева, — что он опередил вас не надолго!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135