— Почему, любовь моя? — спросила она.
— Потому что придется казнить Шейри.
Она замерла и даже опустила руки, хотя тиара все еще была не закреплена.
— Ты же не собираешься…
— Помиловать ее? — Я яростно замотал головой, надевая перевязь. — Конечно нет.
Кейт с облегчением вздохнула.
— Это очень хорошо, потому что она представляет для тебя нешуточную угрозу. Если ты ничем не дорожишь, ты должен подумать о своей безопасности и избавиться от этой колдуньи.
— Да, я знаю, — ответил я, прилаживая меч. — Это все потому, что она злится, видя, какого успеха я добился. Она просто страдает от ревности. Когда она умрет, все ее страдания прекратятся.
— Нет, любовь моя, — заверила меня Кейт, подходя и обнимая меня за плечи. — Ее страдания как раз начнутся, когда после смерти она будет гореть — за то, что злоумышляла против тебя. У богов на ее счет недобрые планы, я это чувствую.
— У богов недобрые планы на счет каждого, дорогая, — рассмеялся я. — Не следует особенно на них полагаться. Кто знает, что ждет нас в будущем, и не случится ли так, что наши судьбы окажутся еще горше, чем судьба этой плетельщицы.
— Такого не может быть, — уверенно отвечала Кейт.
И она протянула мне руку, которую я как мог учтиво вложил в свою. И вот мы вместе направились во двор, чтобы посмотреть казнь крайне противной Шейри.
Двор был битком набит людьми — похоже, здесь были все, кто обитал в стенах крепости Бронебойсь. Бродячие продавцы продавали всякую всячину, а толпа охотно покупала все их товары. Самым ходовым оказалась блуза, на груди которой красовался силуэт повешенного. Мальчишки, все в колпаках палачей, гонялись за визжащими девчонками и пытались поймать их затягивающейся петлей. Покупателям предлагались кусочки жареного мяса на маленьких шпажках, они назывались «котлетки на колу». В одном углу давали свое представление кукольники. Я мог видеть, что героем спектакля являюсь я сам в виде куклы (которая весьма на меня походила), разделывавшийся с другой куклой при помощи миниатюрной лопатки.
Конечно, как только появились мы с Кейт, поднялся шум — все приветствовали нас. Должен вам сказать, что если бы мне довелось выбирать, каким станет последний день в моей жизни, я выбрал бы этот. Ни облачка не плавало в небе, которое, в свою очередь, было такого чистого голубого цвета, каким я не видел его никогда. Мы прошли через двор, и я увидел палача, который, заметив, что мы появились, поднялся к виселице. Я отсалютовал ему, а он мне ответил, что вызвало новый всплеск восторга. Как и я, он был одет в черное, но штанов не носил — его блуза закрывала ноги до середины бедер, ноги были обуты в тяжелые пиратские сапоги, лицо скрывала традиционная маска. Блуза не имела рукавов, и присутствующие могли оценить чудовищную мощь его рук. Палач, кажется, состоял из одних жил и мускулов; похоже, что кроме повешения он занимался и поднятием людей на дыбу. Ему хватило бы силы, чтобы, размахнувшись, загнать топор чуть ли не до самой сердцевины нашей планеты. Сейчас топора у него не было, был только кинжал, заткнутый за пояс, и острое как бритва лезвие ослепительно блестело. Для палачей, которые занимаются повешениями, это самый обычный инструмент. Иногда те, кого вешают, проявляют завидное упорство, не соглашаясь умирать. Если они недостаточно весят и петля не ломает им шею, тогда они просто висят, болтая ногами в воздухе. Минуту-другую это забавно, но рано или поздно людям начинает надоедать или даже становится неприятно смотреть на такие дерганья. И тогда палач должен достать свой кинжал и либо заколоть жертву в сердце, либо перерезать ей глотку. Все это — их работа.
— Ну, что скажете про своих клиентов, господин палач? — окликнул я его по традиции.
Он ответил тоже традиционно:
— Скажу, что они будут хорошо висеть, милорд!
Такая беседа, конечно же, не могла не вызвать очередную бурю восторга.
Кейт, со своей стороны, была очень занята — она махала рукой и посылала воздушные поцелуи толпе. Ее ноги поднимали небольшие фонтанчики пыли, потому что она чуть ли не подпрыгивала, шагая по двору, хотя по-прежнему продолжала держать меня под руку. Меня встречали, как короля, вот до чего дошло.
Я даже вздрогнул, когда понял это. В конце концов, разве я не видел, какую ужасающую пустоту несет это звание? Мелкие идейки подданных, секреты, интриги, даже безумие, которое с пугающей регулярностью обрушивается на тех, кто на троне. Неужели я хочу всего этого?
Но потом я прислушался к крикам приветствий и восторга, ликованию и обожанию, которое выражали люди вокруг меня, и подумал: о да! Если все те, кого я видел у власти, этой самой власти не заслуживали, это не значит, что и я ее не заслуживаю. Я-то заслуживал ее гораздо больше, чем они, потому что все эти военачальники, правители, монархи и прочие… они родились в благородных семьях, имели титулы или хотя бы две здоровые ноги. Я же был Невпопадом из Ниоткуда, а теперь, по крайней мере здесь, в замке Бронебойсь, стал мироначальником Невпопадом, правителем Победа, самым крупным властителем в окрестностях. Никто у меня этого не отнимет… никто.
И Шейри не исключение.
Нам предоставили отдельную ложу неподалеку от виселицы. Кабаний Клык и Охлад уже сидели там, дожидаясь нас, и, когда мы вошли, они низко поклонились.
— Прекраснейшее утро для такого дела, а, мироначальник? — весело спросил Кабаний Клык.
Я заметил, что его глаза немного покраснели — накануне он явно праздновал еще активнее, чем я от него ожидал.
— И впрямь, Кабаний Клык, — охотно согласился я.
И отстраненно подумал: как это я еще мог испытывать какое-то отвращение к тому, что он сделал с той женщиной… с плачущей женщиной, как я мог помнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135