Не возражали женщины и против бражничанья. Их мужья всегда были не
дураки хлебнуть медку, эля и даже местного самогона из снежной картошки,
гораздо более крепкого, чем все вина и прочие напитки, которые могли
предложить им торговцы.
Нет, Снежные женщины ярились и ежегодно затевали холодную войну, безо
всякого удержу применяя физическое и магическое насилие, из-за
театрального представления, отважные участники которого с потрескавшимися
лицами и заледеневшими конечностями, дрожащие от холода, но с сердцами,
учащенно бившимися в предвкушении легкого северного золота и заводной до
неистовства публики, всегда приезжали на север вместе с торговцами. Для
этого кощунственного и непотребного спектакля мужчины предоставляли Зал
Богов (последних, впрочем, это ничуть не смущало) и не пускали на него
женщин и подростков; занятые в представлении лицедеи по мнению женщин были
иле грязные старикашки, или еще более грязные, тоните девки с юга,
распущенные, как шнуровки их скудных одеяний, когда таковые вообще
присутствовали. Снежным женщинам не приходило в голову, что грязная,
голая, тощая девка, вся лиловая от гулявших в Зале Богов ледяных
сквозняков, вряд ли может стать предметом вожделения, не говоря уж о том,
что артистки постоянно рисковали отморозить себе что-нибудь.
Поэтому ежегодно в самый разгар зимы Снежные женщины затевали войну с
избегающими их величественными мужчинами, прибегая к наговорам,
колдовству, слежке и снайперским обстрелам снежками, а нередко даже брали
в плен какого-нибудь немощного калеку или неосмотрительного подвыпившего
мужа и делали ему хорошую выволочку.
Эта борьба, на первый взгляд комичная, имела и зловещую сторону.
Собравшись вместе. Снежные женщины приобретали могучую магическую силу,
особенно во всем, что было связано с морозом и его проявлениями:
гололедицей, внезапными обморожениями, прилипанием кожи к металлу,
повышенной хрупкостью разных предметов, угрожающе большими массами снега
на ветвях и деревьях, а также чудовищными снежными лавинами. И не было в
клане мужчины, который совсем не боялся бы гипнотической силы их голубых,
как ледышки, глаз.
Каждая Снежная женщина, обычно с помощью товарок, старалась держать
своего мужа в узде, внешне предоставляя ему полную свободу; ходили слухи,
что иногда непокорных мужей настигало увечье или даже смерть, обычно по
какой-либо причине, непременно связанной с холодом. В то же время
ведьмовские группировки и колдуньи-одиночки вели между собой жестокую
борьбу за власть, в которой самые закаленные и отважные мужчины, даже
вожди и жрецы были всего лишь пешками.
В течение двух торговых недель, а также двух дней, когда давались
представления, женский шатер со всех сторон охраняли старые карги и
рослые, сильные девушки, а изнутри просачивалось то благоухание, то
мерзкая вонь, по ночам в шатре то вспыхивал яркий свет, то было видно лишь
прерывистое мерцание и беспрестанно слышалось полязгивание, позвякивание,
потрескивание, похрустывание, сопровождавшееся бесконечными заклинаниями и
бормотаниями.
В то утро можно было подумать, что Снежные женщины заколдовали все
вокруг: погода стояла пасмурная и безветренная, клочья тумана парили во
влажном холодном воздухе, постепенно покрывая льдом все, что попадалось им
на пути - кусты и деревья, сучья и ветви и в первую очередь кончики чего
угодно - от мужских усов до ушей прирученных рысей. Сосульки были голубые
и сверкающие, как глаза Снежных женщин, а человек с воображением мог
заметить, что и формой своей они напоминали высоких, одетых в белые шубы с
капюшонами колдуний, поскольку тянулись вверх, словно языки алмазного
пламени.
Этим утром Снежные женщины захватили, вернее, чуть было не захватили
добычу, о какой можно было только мечтать. Дело в том, что одна из
участниц представления то ли по неведению, то ли в порыве безрассудной
отваги, а может, прельстившись мягким искрящимся воздухом, покинула
безопасный актерский шатер, прошла по хрустящему снежку мимо Зала Богов к
пропасти и оттуда, между двумя купами гигантских вечнозеленых деревьев,
покрытых снеговыми шапками, двинулась к естественному каменному мосту, от
которого некогда начиналась старая дорога на Гнамф-Нар, пока более
полувека назад не обрушилась средняя его часть длиною в пять человеческих
ростов.
Немного не дойдя до загибающегося вверх края опасного обрыва, она
остановилась и долго смотрела на юг сквозь клочья тумана, который вдали
выглядел более плотным и походил на шерстяные очески. Далеко внизу,
заснеженные верхушки сосен на дне каньона Пляшущих Троллей, казались
совсем крошечными, словно шатры ледовых гномов. Взгляд девушки неспешно
скользнул по каньону, от его устья на востоке, мимо самого узкого места у
нее под ногами и дальше, туда, где он, расширяясь, поворачивал на юг и
скрывался из виду за остатками бывшего каменного моста на противоположной
стороне. Затем она окинула внимательным взглядом новую дорогу - та
начиналась прямо за актерскими шатрам, и, сильно петляя, в отличие от
гораздо более прямой и короткой старой дороги, спускалась в каньон и
пропадала среди тянувшихся к югу зарослей сосен.
По тоске, сквозившей во взоре девушки, можно было бы подумать, что
это глупенькая, скучающая по дому субретка, которая уже сама не рада, что
согласилась поехать в это турне, от которого кровь стынет в жилах, и
мечтает теперь лишь о жарком, кишащем блохами актерском пристанище
где-нибудь поюжнее земли Восьми Городов и Внутреннего моря - если бы не
спокойная уверенность ее движений, гордый разворот плеч, да не опасное
место, выбранное ею для созерцания пейзажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66