Затем
отковырнул от дерева, за которое держался, большой кусок корявой коры и по
самое плечо запустил руку в открывшееся дупло. Пока он медленно,
напряженно и машинально проделывал все эти манипуляции, в голове у него
всплыли слова, которые однажды произнес с улыбкой Главас Ро за трапезой,
состоявшей из сваренной на воде овсянки:
"Мышонок, - говорил маг, а на его короткой седой бороде плясали
отсветы пламени, - когда ты уставишься на что-нибудь и примешься раздувать
ноздри, ты становишься слишком похож на кота, чтобы я мог поверить, что ты
когда-нибудь станешь сторожевым псом истины. Ты довольно прилежный ученик,
но втайне предпочитаешь волшебной палочке меч. Тебя гораздо сильнее
искушают жаркие губы черной магии, чем тонкие целомудренные пальцы белой,
даже несмотря на то, что последняя привлекла к себе хорошенькую мышку -
нет, не надо спорить! Тебя сильнее привлекают обманчивые извивы левого
пути, чем прямизна правого. Боюсь, что в конце концов ты из Мышонка
превратишься в Мышелова. И не в белого, а серого - впрочем, это все лучше,
чем в черного. А теперь ступай, вымой миски и подыши с часок на
молоденькую травку от лихорадки, сегодня ночью что-то прохладно, да не
забудь поласковее поговорить с боярышником".
Пришедшие на память слова стали тише, но еще звучали, когда Мышонок
извлек из дупла покрывшийся зеленым мхом кожаный пояс с болтающимися на
нем заплесневелыми ножнами, из которых в свою очередь достал за обвитую
кожаным ремешком рукоятку длинный и тонкий бронзовый меч, весь в налетах
патины. Мышонок подставил зеленоватое лезвие с коричневыми кромками под
красный луч восходящего солнца и широко раскрыл глаза с сузившимися
зрачками.
Далеко в долине послышался высокий и чистый звук рога, сзывающего
людей на охоту.
Мышонок вскочил и побежал вниз по косогору, держась следов копыт; он
бежал широко, но пенного скованно, словно пьяный, застегивая на ходу
замшелый пояс с мечом.

Черная четвероногая тень промелькнула через испещренную солнечными
пятнами прогалину, подминая невысокие деревца своей мощной грудью и топча
их узкими раздвоенными копытами. Позади слышались звуки рога и хриплые
мужские голоса. Добежав до дальнего края прогалины, кабан обернулся. Он
едва держался на ногах, дыхание со свистом вырывалось у него из ноздрей.
Тусклые глазки животного остановились на выскочившем из леса всаднике. Он
повернулся к нему, и по какой-то причуде освещения шкура его сделалась
совсем черной. И тут зверь бросился в атаку. Но прежде чем его страшные
загнутые кверху клыки встретились с живой плотью, копье с массивным
наконечником ударилось ему в лопатку, согнулось, словно лук, и отскочило,
разбрызгивая по траве кровь.
На прогалине появились одетые в зеленое и коричневое егеря одни
окружили упавшего кабана частоколом копий, другие поспешили к всаднику,
одетому в богатый желто-коричневый наряд. Всадник рассмеялся, бросил
одному из егерей копье с залитым кровью наконечником и взял, у другого
отделанную серебром кожаную флягу с вином.
На прогалине появился второй всадник, и маленькие желтоватые глазки
герцога, спрятанные под кустистыми бровями, потемнели. Он отхлебнул вина и
утер губы рукавом. Егеря осторожно смыкали стену из копий вокруг кабана,
который лежал неподвижно, чуть приподняв голову над землей, и лишь глазки
его бегали из стороны в сторону, да светло-алая кровь толчками брызгала из
лопатки. Стена копий уже готова была сомкнуться, но тут Джанарл дал знак
егерям остановиться.
- Ивриана! - хрипло обратился он к вновь прибывшей. - Тебе дважды
предоставлялась возможность расправиться со зверем, но ты все увиливаешь.
Твоя покойница-мать, будь она проклята, уже успела бы разрезать на мелкие
кусочки и отведать сырое кабанье сердце.
Дочь с несчастным видом уставилась на отца. Одета она была так же,
как и егеря, и сидела в седле по-мужски; на боку у нее болтался меч, в
руке было зажато копье, и от этого она казалась совсем девчонкой,
узколицей и тонкорукой.
- Тряпка ты, заячья душонка, влюбленная в колдуна! - продолжал
Джанарл. - Твоя омерзительная мамаша встретила бы кабана, стоя на земле, и
смеялась бы, если б его кровь брызнула ей в лицо. Послушай, этому кабану
уже крышка, поранить тебя он не может. Заколи его копьем, немедленно! Я
тебе приказываю!
Разорвав стену из копий, егеря расступились, давая девушке подойти к
зверю. Они хихикали ей прямо в лицо, а герцог лишь одобрительно ухмылялся.
Прикусив нижнюю губу, девушка колебалась; со страхом и восторгом смотрела
она на зверя, который, все так же чуть приподняв голову, уставился на нее.
- Всади в него копье! - повторил Джанарл и поспешно отхлебнул из
фляги. - Давай, а не то я отстегаю тебя хлыстом прямо сейчас.
Девушка тронула каблуками бока лошади и, согнувшись и нацелив копье в
кабана, легким галопом поскакала к нему. Однако в последний момент копье
вильнуло и угодило острием в землю. Кабан не шелохнулся. Егеря сипло
загоготали.
Джанарл побагровел от гнева и неожиданно схватил дочь за руку.
- Твоя окаянная мамаша перерезала мужчинам глотки глазом не моргнув.
Ты немедленно всадишь копье в эту тварь или попляшешь у меня снова - как
прошлой ночью, когда я заставил тебя выдать заклятие колдуна и сказать,
где отыскать его курятник. - Он нагнулся к ней и проговорил почти шепотом:
- Знаешь, котеночек, я давно уже подозреваю, что твоя мать при всей ее
лютости, как и ты, была влюблена в колдуна - правда, ее, наверно,
приворожили - и что ты - отродье этого сгоревшего чародея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66