- Но все
равно благодарю вас.
- По-видимому, так уж мне суждено - приглашать вас в неподходящий
момент, - пожав плечами, заметил Велликс. - Тогда, быть может, в полдень?
Или ближе к вечеру?
- Если можно, ближе к вечеру, - ответил Фафхрд и широким шагом
направился к шатрам торговцев. Велликс остался на месте.
Такого удовлетворения Фафхрд не испытывал еще никогда в жизни. Мысль
о том, что уже сегодня вечером он навсегда покинет этот опротивевший
снежный мир с его властными женщинами, теперь заставляла его испытывать к
Мерзлому Стану чуть ли не нежность. Поосторожнее с мыслями! - одернул он
себя. То ли из-за ощущения смутной угрозы, то ли из-за того, что ему
страшно хотелось спать, все вокруг сделалось нереальным, словно он
наблюдал какую-то сцену из далекого детства.
Осушив высокую фарфоровую кружку вина, врученную ему
друзьями-минголами Заксом и Эффендритом, он позволил им отвести себя на
ложе из блестящих шкур и мгновенно уснул крепчайшим сном.
После бесконечной и податливой тьмы Фафхрд наконец увидел слабый
свет. Он сидел рядом со своим отцом Нальгроном за обильным пиршественным
столом, уставленным соблазнительно дымящимися яствами и креплеными винами
в кувшинах из глины, камня, серебра, хрусталя и золота. За столом были и
другие сотрапезники, но Фафхрд различал лишь их темные силуэты и слышал
наводящий сон гул разговоров, слишком тихих, чтобы разобрать что-либо, и
напоминавших журчание воды, которое время от времени переходило во взрывы
смеха - словно волны прибоя накатывали на галечный берег. А звяканье ножей
и ложек о тарелки походило на стук переворачиваемых волнами камешков.
Нальгрон был одет в белоснежную шубу с капюшоном из меха белого
медведя и увешан булавками, цепочками, браслетами и кольцами из чистого
серебра; серебро поблескивало и в его волосах, что огорчило Фафхрда. В
левой руке Нальгрон держал серебряный кубок, который время от времени
подносил к губам, а правую руку почему-то прятал под шубой.
Нальгрон говорил о многом, говорил мудро, спокойно, почти нежно. То и
дело он поглядывал на сотрапезников, однако речь его лилась так тихо, что
Фафхрд понимал, что обращается он лишь к нему.
Фафхрд понимал также, что должен внимательно прислушиваться к каждому
слову и стараться запомнить каждое высказывание отца, потому что Нальгрон
говорил о мужестве, чести, рассудительности, о том, что нужно с
осторожностью давать и крепко держать данное слово, прислушиваться к
своему сердцу, ставить перед собою высокую, романтическую цель и
неукоснительно стремиться к ее достижению, о честности перед самим собой,
особенно в отношении своих симпатий и антипатий, о том, что надо
пропускать мимо ушей страхи и придирки женщин, но охотно прощать им
ревность, создаваемые ими помехи и даже самые дурные поступки, поскольку
проистекают они от их безудержной любви к тебе и другим, а также о многих
других вещах, весьма полезных для молодого человека, находящегося на
пороге зрелости.
Но понимая все это, Фафхрд слушал отца лишь урывками, так как его
очень тревожили ввалившиеся щеки Нальгрона, когда-то сильные, а теперь
худые пальцы, едва державшие серебряный кубок, серебряные нити в волосах и
губы, сделавшиеся из красных чуть синеватыми, несмотря на то, что говорил
и жестикулировал Нальгрон весьма оживленно, и поэтому Фафхрд выискивал на
столе самые соблазнительные блюда и то и дело подкладывал отцу лакомый
кусочек, дабы возбудить его аппетит.
Нальгрон же всякий раз любовно кивал и улыбался сыну, подносил кубок
к губам и снова начинал говорить, так и не вынимая правой руки из-под
шубы.
Пир шел своим чередом, Нальгрон начал говорить о еще более важных
предметах, но Фафхрд не слышал уже почти ничего из столь ценных для него
слов - так озабочен был он здоровьем отца. Теперь ему казалось, что кожа
вот-вот лопнет на выступающих скулах, что светлые глаза отца запали еще
глубже и под ними появились сероватые круги, что на руке, легко держащей
кубок, голубоватые жилы вздулись еще сильнее; Фафхрд начал подозревать,
что Нальгрон так и не выпил ни капли вина, хотя и подносил его непрестанно
к губам.
- Ешь, отец, - просил Фафхрд тихим и хрипловатым от беспокойства
голосом. - Хотя бы выпей немного.
И снова улыбчивый взор, кивок, еще больше любви к глазах, кубок у
плотно сжатых губ, взгляд в сторону и продолжение спокойного монолога.
И тут Фафхрда объял страх: свет вокруг сделался голубым, и молодой
человек понял, что никто из одетых в темное с неразличимыми лицами
сотрапезников ничего, кроме кубков с вином, не подносил ко рту, хотя звон
посуды не умолкал. Его тревога за отца переросла в ужас; не понимая
толком, что делает, он, отогнув полу отцовской шубы, схватил его за
предплечье и кисть правой руки и стал тыкать ею в сторону тарелки, полной
еды.
На сей раз Нальгрон не кивнул и не улыбнулся: набычившись на Фафхрда,
он ощерился так, что стали видны его зубы цвета старой слоновой кости, а
из глаз его струился холод, холод, холод...
Рука, которую держал Фафхрд, была на ощупь, на вид... просто была
коричневой рукою скелета.
Внезапно и страшно задрожав всем телом - особенно сильно у него
затряслись пальцы, - Фафхрд с проворностью змеи отпрянул от отца.
И вот он уже не дрожал, а его трясли за плечи чьи-то сильные руки из
плоти и крови, вокруг была не тьма, а полупрозрачный свет, заливавший
шатер минголов, а вместо отцовского лица со впалыми щеками перед Фафхрдом
было усатое, мрачное и озабоченное лицо Велликса-Хвата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66