А спустя две недели Цвета обнаружила его в кармане халата Игнасио. А Апостолидис после случая с его знаменитым костюмом вообще больше не появлялся…
Она перестала смеяться. Потом продолжала:
– Приедут Амурат-бей, Хамид-паша и, возможно, Павел Данов с отцом.
– Хамид-паша и старый торговец зерном стоят один другого, – заметил Грозев.
– Да, – кивнула София. Натянув узду, она направила Доксу вниз по тропинке. Помолчав немного, добавила:
– Но Амурат-бей – совсем иной…
– Да, – подтвердил Грозев. – Человек он интересный…
– Мне кажется, что он умный, образованный и вообще человек совсем иных взглядов, – заявила София.
– Вполне возможно, – спокойно согласился Грозев. – Я не знаком с ним близко. Но, наверно, это один из самых способных офицеров Порты… Однако мне думается, что он в немилости… по политическим причинам.
– И все же, – в задумчивости произнесла София, глядя куда-то вдаль, – даже если все их офицеры такие, как Амурат-бей, все равно рабство – ни с чем не сравнимое бедствие. И это подтверждается насмешками иностранцев, их надменным презрением к нашей жалкой участи…
Грозев ждал, что София продолжит начатый разговор, но девушка вдруг замолчала.
«Какой странный характер, – подумал Грозев. – Интересно, что она сознает, а чего нет? Отец ее явно хорошо понимает все, что делает. А ее представление о рабстве, что это – всего лишь досада по поводу отношения иностранцев или что-то большее? Внутренним убеждением или просто милостыней была ее помощь хорватским повстанцам?»
– Расскажите мне еще что-нибудь о вашей семье, – попросил он.
София усмехнулась.
– Ну что я могу рассказать. Интересного много. Например, мы часто устраиваем домашние праздники…
– Наверное, это действительно забавно…
– Вы даже не можете себе представить, – рассмеялась девушка. – Я играю, а отец поет. У него хороший голос… В дни рождения мы исполняем целые музыкальные программы. Интересно посмотреть на нас со стороны. Но должна вам сказать, традиции у нас строго соблюдаются. Отец мой настаивает на этом. Помню, однажды на Василия у нас были гости из Марселя. Когда мы пошли махать вокруг очага кочергами и бить в медные блюда, они глядели на нас так, будто мы вершим языческий обряд.
Глаза Софии искрились, и вся ее сдержанность куда-то улетучилась, неузнаваемо изменив обычно спокойную дочь Аргиряди.
Грозев с интересом наблюдал за ней.
– Но, вероятно, это нисколько вас не смущало, – весело сказал он.
Она удивленно взглянула на него. Глаза его смеялись. Секунду-другую они смотрели друг на друга, потом девушка отвернулась.
– Я никогда не стеснялась того, что делаю, и того, кто я есть, господин Грозев, – холодно проговорила она. – Может быть, вы неправильно меня поняли…
Грозев с улыбкой смотрел на ее разрумянившуюся щеку.
– Нет, – покачал он головой. – Просто мне хотелось знать, что определяет ваше представление о достойном и недостойном у людей.
София ничего не ответила. Она по-прежнему смотрела вперед, лицо ее постепенно погасло. Когда они взобрались наверх, девушка дернула поводья и пустила Доксу галопом. Вскоре показалось поле. Солнце освещало верхушки деревьев, растущих вдоль реки, легкий, прозрачный воздух чуть заметно дрожал. София нервно правила лошадью. Доксе как будто передалось возбужденное состояние хозяйки. Когда они подъехали к саду возле имения, София снова пустила лошадь вскачь. Грозев последовал за ней. Воистину, наездница была капризной и своенравной.
У конюшни София осадила Доксу так резко, что кобыла почти присела на задние ноги и зафыркала, мотая головой. Наездница спрыгнула, прежде чем Грозев успел ей подать руку.
Аргиряди, как видно, слышал топот копыт, потому что вышел на террасу.
– А я уж было подумал, что вы добрались до Мечкюра, – заметил он.
– Мы ездили к нижним мельницам, – ответила София, изо все» сил стараясь сохранить спокойствие. – Но у меня разболелась голова…
Она подошла к отцу и поцеловала его в щеку.
– Поэтому я пойду прилягу… – Потом обернулась к Грозеву: – До свидания, господин Грозев, благодарю вас…
На ее бледном лице странно блестели темные глаза.
– Я тоже вам благодарен, мадемуазель, – ответил Грозев со сдержанной, ничего не выражающей улыбкой. – До свидания…
Ночью София не сомкнула глаз. На другой день она отказалась спуститься вниз, придумав какой-то предлог, весь день провела у себя в комнате и оделась незадолго до того, как Аргиряди отправился в Пловдив. Обычно отец возвращался в город в воскресенье вечером, а она с тетей Елени в понедельник утром. Но на этот раз София выразила желание вернуться вместе с отцом. Аргиряди сразу же согласился, тем более, что дочь действительно выглядела неважно.
По дороге Аргиряди перебирал в уме услышанное сегодня за столом. Война выявила полную беспомощность и неспособность турок обеспечить пропитание войскам и городскому населению. Аргиряди случалось жить в Европе, и он хорошо знал, что судьба государств зависит не только от штыков и блеска мундиров, но и от мешков зерна, от рулонов тканей и черных слитков металла, которые сгружались в портах. Снабжение же Румелии день ото дня становилось все хуже. Но вместо беспокойства в душе торговца была досада и холодное безразличие.
Рядом с ним куталась в пелерину София. Она вспоминала вчерашний день, цепляясь за каждую подробность и спрашивая себя, почему слова Грозева вызвали в душе раздражение? Что он хотел сказать своими намеками? Что в поведении гостя заставляло ее терять способность владеть собой? Она закусила губу. Ничего не скажешь, она вела себя, как девчонка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130