София оперлась о стену, чтобы не упасть. Она пыталась вникнуть в смысл только что услышанного. Столь неожиданный оборот отнял у нее последние силы, сделал беспомощной и жалкой. Голова раскалывалась от невероятных догадок и предположений. Ей очень хотелось убежать от этого человека. Но вместе с тем в душе рождалось радостное, светлое чувство. Неясное предчувствие не обмануло ее. В это мгновенье в ее жизни что-то кончилось, и девушка смутно ощущала, что она ждала этого всю долгую тревожную весну.
Ей хотелось повернуться лицом к стене и горестно, по-детски, заплакать. Но, сдержавшись, София посмотрела на Бориса и чуть слышно вымолвила сухими от волнения губами:
– Подождите здесь… Сейчас я вам его принесу…
И поспешно вышла из комнаты.
11
В конце июня в Пловдиве стояла небывалая жара. После долгой дождливой весны лето началось бурно, сразу обрушив на землю с безоблачного, белесого от зноя неба щедрый поток солнечного света.
Между тем события быстро сменяли друг друга. Предположение Амурат-бея о том, что форсирование Дуная у Галаца лишь ловкий маневр русских, подтвердилось. После вступления на территорию страны отряда генерала Циммермана основные турецкие силы устремились на северо-восток, ослабив тем самым линию Плевна – Тырново – Шумен.
Немаловажную роль в создавшемся положении сыграл и сам Дизраэли. В начале июня Англию залила волна антирусских настроений. Газеты взахлеб сообщали о тайных переговорах между Горчаковым v Веной, яростно нападали на Гладстона, публикуя «доказательства» подкупов, предлагаемых русским консулом князем Церетелевым журналистам и газетчикам, освещавшим события, связанные с болгарским восстанием. Эта кампания приобрела невиданно широкий размах. Публиковалась документы и факты самого разного значения Даже была получена тайная депеша от английского посла в Петербурге лорда Лофтуса, в которой сообщалось, что Горчаков в растерянности и что предстоит созыв новой международной конференции по так называемому Восточному вопросу. По сути именно тогда Дизраэли приступил к разработке англо-австрийского пакта, направленного против России. Того самого, о котором с такой надеждой говорил Стефан Данов. Столь неожиданное затруднение способствовало укреплению позиций «умеренных» сил в России, возглавляемых министром иностранных дел Горчаковым, которые настаивали на решении болгарского вопроса путем переговоров и совместных действий великих сил. Александр II сделал вид, что он согласен дать гарантию, что русские войска в ходе военных событий не пойдут южнее Стара-Планины. Но никаких официальных шагов за этим не последовало, а царь сразу же отбыл в Валахию и Молдову, где дислоцировались полки русской армии.
Пока царь двигался на юг, Дизраэли выступил с предложением, чтобы Англия вела войну с Россией на Черном море, а на суше чтобы сражалась австрийская армия. Вена не могла принять это предложение. Дизраэли решил выждать.
Вот в такой ситуации русские нанесли неожиданный для всех удар: ранним утром 15 июня они форсировали Дунай у Свиштова. Всего пять часов понадобилось шеститысячной армии, в состав которой вошли и первые отряды болгарских ополченцев, чтобы достичь противоположного берега. 15 июня умолкли в своих кабинетах дипломаты и резиденты. Война в белых перчатках закончилась. Стрекот телеграфного аппарата был заглушён грохотом орудий. Все надежды на крутой поворот событий рухнули. Началась освободительная для Болгарии война.
В результате жестоких кровопролитных боев в первый же день был взят Свиштов. Отсюда передовой отряд из пятнадцати тысяч человек под командованием генерала Гурко устремился к Стара-Планине. И спустя всего несколько дней победителей встречал старопрестольный град Тырново. Пришла долгожданная свобода. Ликование охватило всех жителей северной равнины. Радостная весть перенеслась через хребет Стара-Планины и молниеносно распространилась по всей Фракии. Можно утверждать, что жители Пловдива узнавали новости почти в ту же минуту, когда ее выстукивал телеграфный аппарат в мютесарифстве. Они распространялись по невидимым каналам, густой сетью покрывавшим почти всю эту еще порабощенную землю. Эти вести заставляли сердца биться сильнее, и радостью светились глаза людей.
Быстрое продвижение отряда Гурко приводило в ликование всех уцелевших членов революционного движения в городе. Но вместе с тем они испытывали отчаяние от того, что верные люди все еще бездействовали, а бывшие очаги бунта превратились в пепелища.
Грозев с восторгом воспринял известие о предстоящем прорыве отряда Гурко. Вечерами он стоял у окна своей комнаты в доме Джумалиевых, устремив взор на далекий силуэт Стара-Планины, и впервые горы казались ему иными: более близкими и могучими, ласково свесившимися над южной равниной. С каждым днем он все больше убеждался в том, что настало время решительного удара, который повысит дух народа, укрепит его веру, заставит почувствовать, что прошлогодний разгром не уничтожил все силы освободительной борьбы, и вместе с тем заставит турок серьезно встревожиться за судьбу тыла.
Именно этот вопрос Грозев собирался поставить на собрании заговорщиков. В последнее время турки усилили бдительность, поэтому приходилось постоянно менять места собраний. Нынешняя встреча должна была состояться в доме Демирева, стоявшем в самом глухом закоулке торговой части города. Именно здесь Христо Жестянщик не так давно снял комнату – подвальное помещение с земляным полом и замшелыми стенами. В комнату можно было попасть с заднего двора, поэтому заговорщики не боялись, что их кто-то увидит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130