Я буду скандалить каждый раз.
Иоланда решила, что освобождение от этих занятий входило в компетенцию мужа. Жорж, считая свою миссию крайне неприятной, отправился в школу, чтобы поговорить с директрисой. Он ждал у кабинета в коридоре.
– Господин Жирарден?
Он поднялся, поклонился и поздоровался:
– Здравствуйте, мадам. Я огорчен, что вынужден вас побеспокоить. Но приходится… У меня только этот ребенок…
Он чуть не добавил «к счастью».
Директриса пригласила его войти и сесть. Жорж сел напротив нее с выражением почтительного внимания.
– Все труднее становится быть родителями, – сказал он. – Лоранс – трудный ребенок. Но время, в которое мы живем, расставляет нам ловушки.
Он посмотрел на директрису, ища сочувствия. Его взгляд то возвращался, то удалялся, как маятник, соприкасающийся с бархатом. Женщина за письменным столом ощутила легкое волнение. Обычно ей приходилось иметь дело с матерями. Присутствие этого мужчины ей было приятно.
– Я ищу союзницу, – сказал Жорж, будучи себе на уме. – Вы меня лучше понимаете, чем моя жена. Она ограниченная, очень строгая женщина. Она не может согласиться, что мир, в котором мы живем, подвержен изменениям, что нравы меняются.
Своим участием директриса словно вобрала в себя мужчину, как другие втягивают в ноздри щепотку табака. В этом отце, в котором смешалось возвышенное и низменное, было нечто притягательное. Она представляла, как он в смокинге с огромным белым шарфом вокруг шеи приветствует невидимую публику, подняв цилиндр. Ему нравилось пользоваться своим обаянием, он пускал его в ход, при этом лишь более раскатисто произносил «р». Его бургундские «р» срывались с ярко-красных мясистых губ, подразумевая слова, которые не принято произносить. От Жоржа исходила неистощимая радость жизни. «Роскошный мужчина», – подумала слегка взволнованная директриса. Ей хотелось сделать ему приятное. Ему понравиться.
– В виде исключения я освобождаю вашу дочь от посещения занятий по катехизису и физкультуре. Но только на этот учебный год. Вы придете ко мне в будущем году. Ваша дочь изменится к лучшему. Дети больше не такие, какими они были раньше.
Вы говорили мне о западнях, в которые попадают родители, но если бы вы знали, на какие засады натыкаемся мы, преподаватели…
– У вас широкий кругозор, – сказал Жорж. Директриса ощутила слабость в ногах. Она не сразу поняла причину этого волнения. Жорж ее гипнотизировал.
– Мы хорошо понимаем друг друга. Симпатия проявляется неожиданно между людьми, не так ли?
Он даже осмелился приложиться к ее руке. Ему хотелось казаться старомодным. Она смотрела на руку с восхищением и произнесла глухим голосом «до скорого».
Он ушел легко, как старый танцор, возраст которого не отразился на его гибкости. Оставшись одна, директриса едва не задохнулась от обрушившихся на нее видений. Она подошла к окну и засмотрелась на детей, которые играли и бегали друг за другом во дворе. Она думала о Жорже. Мысленно представила, как уходит с ним. Крики прекратились, ученики возвращались в школу, учителя занимали свои места. Чтобы избавиться от странных видений, директриса закрыла глаза.
Еще была история с распятием.
– Я не хочу, чтобы крест находился в моей комнате, папа. Это меня пугает. Я не могу уснуть. Я смотрю на пригвожденные руки, на истекающие кровью ноги, на терновый венок. Ненавижу людей, которые так с ним поступили.
Иоланда настаивала на своем.
– Надо, чтобы она осознала, что произошло. Все страдание мира на кресте.
– Вот именно, – сказал Жорж, – почему Лоранс должна созерцать все страдание мира?
– Ты не можешь идти против традиции.
– Ты хочешь, чтобы она лезла на стену от страха.
– Должен быть определенный порядок Крест останется в ее комнате. Я не приму никаких перемен.
Оставшись одна дома на несколько часов, Лоранс перевязала раны Христа. В свою очередь, Иоланда обнаружила скульптуру Христа, наполовину заклеенную лейкопластырем, и рассердилась.
– Как ты смеешь до него дотрагиваться? По какому праву?
– Я делаю что хочу в своей комнате. Мало-помалу взаимопонимание дочери и мужа заставило отступить Иоланду. Она надеялась, что однажды из-за дочери Жорж станет «настоящим» мужем. Первое слово, произнесенное Лоранс, было «папа», ее первые шаги были сделаны также в его сторону, и отец, стоя на коленях, с распростертыми объятиями подхватывал ее, смеясь, вне себя от счастья. Подрастая, Лоранс обнаружила беспомощность матери. К чему было слушать крики, присутствовать при шумных раздорах, примирениях со слезами. Она бы предпочла жить одна с отцом.
«Если бы я мог начать свою жизнь сначала, – думал Жорж. – Гулять, дышать, наблюдать, побеждать, находить, быть отвергнутым, снова набрасываться и обольщать, обращаться с людьми как с фруктами, надрезать, пробовать, даже если придется их выбросить…» Ссоры между Иоландой и Жоржем учащались. Однажды, это случилось в зловещий понедельник, он схватил стул и сломал четыре ножки, одну за другой.
– У нас не так много стульев, – запротестовала Иоланда.
Жорж выругался.
– Если бы меня хватил удар, тебя бы это не тронуло. Но стул…
– Будучи вдовой, я считала бы себя свободной от всяких обязательств.
– Обязательств?
Жорж, застывший и пунцовый, закричал, вместо того чтобы заговорить.
– Каких обязательств?
– То, что соединил Бог, разъединит только смерть.
– Я хочу развестись, – прокричал Жорж, свернувшись калачиком на диване. – Развестись.
Он обращался к ней, съежившийся, наполовину закрыв лицо.
– Я хочу быть свободным, бесчестным, порочным, отвергнутым христианским обществом, но свободным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85